Была ли альтернатива? («Троцкизм»: взгляд через годы)

В этих словах содержалось объяснение будущего поведения определённой части партии в «трудный час революции». Этим «трудным часом» (растянувшимся на долгие годы) оказались не только Отечественная война 1941—1945 годов, первые месяцы которой показали действительную степень «стойкости» Сталина и его ближайших приспешников, но в не меньшей мере — насильственная коллективизация и сталинский террор, которым очищенная от «левой» оппозиции партия оказалась неспособной противостоять.

XXXVII Методы борьбы с оппозицией

Новое большинство Политбюро во главе со Сталиным всё шире использовало приёмы, применявшиеся с 1923 года. С ещё большей силой была запущена на полный ход мощная пропагандистская машина, выбрасывавшая тысячи газетных и журнальных статей, сотни брошюр, сборников, книг. В грубо тенденциозном или даже прямо искажённом свете они трактовали выступления лидеров оппозиции, её документы, которым была закрыта дорога в официальную печать. Таким образом, большинство коммунистов было вынуждено знакомиться с этими выступлениями и документами по вырванным из контекста и тщательно препарированным обрывкам, сопровождаемым соответствующими комментариями. Даже в изданном Агитпропом ЦК к XV съезду сборнике «Партия и оппозиция по документам» (под грифами «Совершенно секретно». «Только для членов ВКП(б)». «Перепечатка воспрещается») выдержки из документов оппозиции и речей её лидеров давались в крайне усечённом виде.

В официальной пропаганде любые конкретные предложения оппозиции о путях и методах решения тех или иных социально-экономических проблем неизменно изображались как ревизия ленинизма и выражение пресловутого «троцкизма». Всё это не могло не создавать обстановку нервозности и крайней враждебности между спорящими сторонами, чего, собственно, и добивался Сталин, ибо такая обстановка позволяла накалять озлобление партийных масс и в особенности партийных функционеров против непокорного меньшинства.

Отказ от использования творческого потенциала дискуссий облегчался и тем, что Сталин и его союзники с особым усердием разжигали споры вокруг вопросов, носивших второстепенный или схоластический характер: толкование отдельных цитат, назойливое возвращение к ошибкам оппозиционных лидеров в дореволюционные годы и т. д. При этом дело изображалось таким образом, что даже трактовка сугубо теоретических вопросов в официальных документах должна восприниматься как политическое решение, которому следует подчиняться в порядке партийной дисциплины. Так, на августовском (1927 года) пленуме ЦК Сталин ссылался на принятое XV конференцией ВКП(б) и VII пленумом ИККИ «решение о возможности победы социализма в СССР» и требовал от оппозиции, чтобы она «признала правильность этих решений высших инстанций нашей партии и Коминтерна…» [593] (курсив мой.— В. Р.).

Сразу же после XIV съезда Зиновьеву и его приверженцам пришлось ощутить на себе остриё того жупела «фракционности», в создание которого они внесли активный вклад в предыдущей дискуссии. На основе использования этого жупела «новой», а потом и «объединённой оппозиции» запрещалось публиковать свои документы, выступать в партийных ячейках и т. д.

Уже на пленуме ЦК в январе 1926 года Орджоникидзе выступил с требованием к «ленинградской оппозиции» отречься от своих идей. Это требование, ставшее после XIII съезда почти общепринятым в партии, было несколько смягчено Дзержинским, который тем не менее заявил: «Трудно требовать, чтобы Зиновьев сам выступил и сказал: у меня есть такие-то и такие уклоны и т. д., как предлагал сделать т. Орджоникидзе. Этого можно и не требовать, но партия достаточно сильна, чтобы потребовать от вас, Зиновьев и Каменев, что вы по этому поводу должны молчать. Вы должны это сделать, если остаётесь в её рядах» [594]. Итак, допустимой мерой насилия по отношению к оппозиции Дзержинский считал требование молчать, прекратить защищать свои взгляды.

С этого времени Зиновьев и Каменев попадают сами под зубья аппарата, построенного ими против Троцкого.

С июля 1926 года, когда разногласия между правящей фракцией и левой оппозицией обнажились со всей остротой, Троцкий окончательно и навсегда отказался от политики «гнилых компромиссов». В речах на пленумах ЦК и ЦКК и в письмах, обращённых в эти органы, он называл по имени главного врага партии и революции и давал крайне резкие характеристики его ближайшему окружению. В 1927 году Троцкий прямо обвинил правящую фракцию во главе со Сталиным в узурпации власти партии.