Была ли альтернатива? («Троцкизм»: взгляд через годы)

Но вернёмся к сентябрьскому пленуму. После того, как Троцкий покинул зал заседаний, к нему для переговоров был направлен Куйбышев, которому Троцкий заявил о полной недопустимости «такой политики, когда назначения, смещения, переброски и пр. производятся по очень определённым внутрипартийным соображениям, с прямым ущербом для дела, а перед партией официально мотивируя совершенно другими причинами… Пора положить конец нынешнему режиму двойной партийной бухгалтерии, уже принесшему величайший вред и чреватому новыми величайшими опасностями» [219]. В ответ на упрек Троцкого в том, что официально объявленные на пленуме мотивы предложенных изменений в составе Реввоенсовета не имеют ничего общего с действительными мотивами, Куйбышев цинично заявил: «Мы считаем необходимым вести против вас борьбу, но мы не можем вас объявить врагом; вот почему мы вынуждены прибегать к таким методам» [220].

После того, как Троцкий обратился в ЦК и ЦКК с письмом, где был изложен этот разговор с Куйбышевым, последний представил объяснительную записку, в которой лицемерно заявлял, что «уважение и любовь к Троцкому исключают всякую возможность враждебности и что лишь сознание революционной целесообразности заставляет принимать то или другое решение, несмотря на категорический протест тов. Троцкого (как это было в вопросе с Реввоенсоветом)» [221].

Выраженный в такой решительной форме протест Троцкого против реорганизации Реввоенсовета удержал Пленум ЦК от немедленного проведения предложенных мер в полном объёме. Однако в принятом постановлении одобрялось в принципе введение в состав РВС «военных членов ЦК», причём двое из них — Лашевич и Ворошилов — вводились незамедлительно. Пленум постановил также создать при председателе Реввоенсовета исполнительный орган с участием Сталина.

В письме в ЦК и ЦКК, направленном 4 октября, Троцкий писал, что «предложение новой коллегии продиктовано очень определёнными внутрипартийными комбинациями, как это понятно всем и каждому на этом заседании… Я считаю недостойным вести прения в этой плоскости. По крайней мере, в рамках ЦК следовало бы открыто сказать, что дело идёт о продолжении той внутрипартийной борьбы, которая систематически ведётся сверху за спиной партии» [222].

Попытки пленума решить обострившиеся вопросы экономической жизни страны и внутрипартийного положения казённо-бюрократическим путём явились последней каплей, которая заставила Троцкого, наконец, принять более решительные шаги для того, чтобы «побудить ЦК, в соответствии со всей создавшейся обстановкой, по-иному ставить и по-иному решить наиболее острые и больные вопросы внутренней жизни» [223]. На заседании Политбюро после сентябрьского пленума он характеризовал сложившуюся тяжёлую обстановку в партии и стране и указал на необходимость принятия «исключительных мер как в области хозяйственной, так и в области внутрипартийной».

Единственным ответом на это выступление было предложение Рыкова созвать «частное совещание членов Политбюро», которое так и не состоялось, несмотря на записку Троцкого с согласием на такое совещание. Не получив ответа на эту записку, Троцкий счёл, что «члены Политбюро отказались от предлагавшегося ими обсуждения выдвинутых мною важнейших вопросов внутреннего кризиса» [224]. Только после этого он направил в ЦК своё письмо от 8 октября, которое положило начало выходу внутрипартийной борьбы за рамки Политбюро.

В первых разделах этого письма Троцкий раскрывал своё понимание причин возникшего в стране хозяйственного кризиса и его социально-политических последствий. Эти причины он видел прежде всего в том, что основные принципы экономической политики, закреплённые в резолюции XII съезда по его докладу о промышленности, не были проведены в жизнь. Политбюро, узурпировавшее право на решение всех важнейших хозяйственных вопросов, рассматривало их наспех, без действительной подготовки специалистами и вне их плановой связи. Результатом принятия случайных, бессистемных решений стало чудовищно возросшее несоответствие цен на промышленные и сельскохозяйственные продукты, что, по мнению Троцкого, было «равносильно ликвидации нэпа, ибо для крестьянина — базы нэпа — безразлично, почему он не может покупать: потому ли, что торговля запрещена декретами, или же потому, что две коробки спичек стоят столько, сколько пуд хлеба» [225]. Несоответствие цен, при сохраняющейся тяжести единого сельскохозяйственного налога, вызывало крайнее недовольство крестьян.