Были 90-х. Том 2. Эпоха лихой святости

— Нарву цветоов и подарю букет, — пробормотала я, когда он вместе с укропом исчез в дыре, — той девушке, которую люблю.

Обитать в одном помещении с грызуном не хотелось.

Я сделала большую плотную пробку из бумаги и картона и запихнула в дыру.

Мне виделось, как крыс, уткнувшись головой в преграду, удрученно разведет лапками, мол, черт возьми, закрыто, и повернет обратно.

Наутро весь кабинет был запорошен белым и желтым конфетти.

Крыс разгрыз пробку и разнес ее остатки повсюду. Получилось очень нарядно.

Как будто Новый год.

Еще он украл со стола мой кохиноровский карандаш.

— Новый год только через две недели, — бурчала я воображаемому крысу, подметая кабинет. — А ты уже празднуешь. И подарки сам себе даришь.

Несколько раз я придумывала гуманные способы заткнуть выход то старым тапком, то тряпками, то опять же — картоном.

Но всякий раз крыс либо выталкивал преграду, либо разгрызал.

— Ладно, — махнула я рукой. — Живи! Вместе веселее.

Я назвала его Шушувич.

— Что за имя такое — Шушувич? — удивлялась Надя из соседнего кабинета. — Пусть уж как бывший белорусский президент зовется — Шушкевич!

— Но я не хочу сидеть в одном кабинете с президентом, — пугалась я. — Бывшим. К тому же Шушкевич — звучит как шепелявая «сушка», Сушкевич-Шушкевич, а Шушувич — от крысиного имени Шуша, только мужского рода. Благороднее.

Надя смотрела на меня как на помешанную и больше не приставала с советами.

Шушувич появлялся не каждый день. У него было свое, только ему известное, расписание.

Он никогда не пугал моих редких посетителей. Выходил, когда я оставалась одна.

Сначала слышалось шуршание, потом мелкие цок-цок коготков по полу, и вот он уже в центре кабинета. Потом — пробежка под шкафом, к двери, под стол и — мимо меня — к норе. Фших! — и нет его.

Порой он хулиганил по ночам.

Сгрызал карандаши, ручки и ластики.

Оставлял на заявлениях вынужденных переселенцев свои крысиные какашки.

Возможно, так он выражал несогласие с миграционной службой. А может, и с политикой государства.

По утрам я сметала со стола стружки, отряхивала заявления и ругалась.

— Это ж строгая отчетность! — трясла я бланками. — Мне голову за каждый оторвут, а ты гадишь на них!

Мне казалось, крыс притаился где-то в дырке, наблюдает и ехидно хихикает.

Однажды он сожрал клеящий карандаш. Увидев остатки на столе, я чуть не зарыдала, тут же позвонила маме и стала уточнять — не умрет ли крыс, не склеятся ли у него внутренности.

Мама посмеялась, мол, для него это суфле или зефир, поэтому нет, не склеится ничего.

Успокоившись, я прочла Шушувичу длинную нотацию, что есть вот так, за здорово живешь, мои тюбики с клеем и ручки — редкое паскудство. Потому что канцлерскими принадлежностями меня моя служба не снабжает. Все покупаю сама.

Ну, повысили мне в прошлом месяце зарплату с трехсот до шестисот, и что? Помада стоит сто, бутылка масла — пятьдесят, клей — двадцать.

— Вот бумага — она казенная! — крикнула я в дыру. — Ее и жри!

Слышал Шушувич меня или нет — не знаю. Но с тех пор он перестал поедать мою чиновничью канцелярию. Так, раскидает, потопчется, и все.

В благодарность я стала подкармливать его остатками обедов.

Как бездомную собаку. Или кота.

За зиму я привыкла к нему и, когда он не появлялся, даже скучала.

В марте, в празднично-выходные дни, пришли рабочие и залили дырку в полу. Бетоном. Наглухо, мощно.

Вернувшись, я поняла, что осталась в кабинете одна.

Без своего приятеля-коллеги.

Через месяц мы с ним случайно встретились на первом этаже, в туалете (четыре «очка», деревянные перегородки и холодный ветер снизу).

Я зашла и увидела чубатую крысу. Не бывает же в одном здании двух крыс с одинаковыми прическами?

Уверена, это был он.

Я тихонько позвала его, мне казалось, он прислушался.

— Это не я заткнула выход, Шушувич. Я бы ни за что…

Но тут в коридоре раздались чьи-то громкие шаги, он сиганул в угол и там исчез.

Больше я его не видела.

Как жизнь твоя прошла, Шушувич?

Светлана Белошапко

Ступино (Московская область)

Случай на работе

В начале 1998 года у меня на работе произошло трагическое событие.

В нашей юридической консультации был адвокат, пятидесятилетний мужчина, осенью 1997 года как раз юбилей отмечал. Назовем его Курченков Сергей Иванович. Он был вдовец, жил вместе с четырнадцатилетним сыном. Человек был очень пунктуальный, точнее даже сказать, педантичный. Все бумаги у него в полном порядке были разложены по папочкам. Сам всегда аккуратно одет, коротко подстрижен. Ходил только в костюмах и рубашках с галстуками, не то что сейчас молодые адвокаты в джинсах и футболках, а девчонки и вообще с голым пузом в судебное заседание приходят.

До адвокатуры Сергей Иванович работал следователем в милиции, где его очень ценили за ответственность и обязательность.

Где-то числа 10 января Курченков должен был явиться в судебное заседание по назначению, но не пришел и не позвонил, что было на него совсем не похоже. Я позвонила ему домой. Трубку взял какой-то мужчина и на мою просьбу позвать Сергея Ивановича передал трубку сыну Игорю.