Были и былички

Все разом зашумели, каждый предлагал своё, дело шло к драке. И тут вдруг из-под машины раздался прямо-таки иерихонский голос Миши, про которого в суматохе как-то и позабыли: "Уймись, народ, слушай меня. Свинтите к едрёной фене четыре грёбаные гайки с колеса да и снимите его с меня".

Все застыли, как в немой сцене "Ревизора", а потом бросились, мешая друг другу, выполнять Мишину волю. Колесо дёрнулось и слетело,

Миша крякнул и нарисовался в вертикальной проекции. Все глаза были обращены на него, как на вернувшегося из небытия пророка. Выход маэстро потряс всех.

Бангкок

Когда как не в старости приходится расплачиваться по старым долгам. Сейчас вот аукнулись годы, проведённые после института во фронтовом Вьетнаме. Подточили зубы не наши фрукты и основной убивец зубной эмали, ананас, пострадал желудок от экзотической пищи, которую вкушал в партизанских джунглях. Заныли тазобедренные суставы как отголосок полученной контузии – взлетел аки птица, попав под взрывную волну бомбы с американского самолёта, и приземлился на пятую точку. Да и сердце настрадалось – не раз наблюдал результаты бомбардировок, рваную человечью плоть, а это картины не из приятных.

Зато пять лет этой командировки, отмеченной правительственными наградами, послужили вроде как трамплином в служебной карьере. Через недолгое время после возвращения я был назначен начальником отдела в

Минвнешторге, а по истечении обязательной трёхлетней отсидки после загранкомандировки отправлен в замечательную "страну улыбок",

Таиланд, да ещё сразу на должность завотделения Торгпредства.

Это было воистину "тёплое место" и по климату, и по всем другим критериям. У меня были своё хозяйство из шести вилл с бананово-мангровым садом и полноразмерным бассейном, мастер на все руки привратник Сампит, здесь же проживавший с женой и пятью детьми мал мала меньше, служанка, тоже из местных. А кругом вожделенный для каждого "совка" благоухающий в своём "загнивании" капиталистический рай потребления.

Бангкок уже тогда поражал своей модернистской архитектурой, не оставившей почти ничего от старой застройки столицы, называемой в прошлом восточной Венецией. Многочисленные каналы ("клонги") были зарыты, покрыты асфальтом и превращены в широкие городские магистрали, на месте одноэтажных домишек из красного дерева (другого там попросту нет) выросли современные небоскрёбы.

Клонги с деревянными развалюхами сохранились лишь на окраине, превратившись в муравейником кишащие рынки и любимое место проведения досуга для нас, "совков". Там можно было за бесценок отовариться не только хлебом (т. е. рисом) насущным, но и приобрести бэушную электро и радиотехнику. Самым вожделенным приобретением считался грундиковский "Сателлит", который имел помехоустойчивое устройство и был незаменим для прослушивания на родине вражеских голосов (радиостанции "Голос Америки" и "Свободная Европа"), которые у нас тогда со страшной пролетарской ненавистью и презрением глушили.

Да и здесь он служил главным источником информации и музыкальным центром (телевизор был лишь один на всё Торгпредство в "красном уголке"). Многочисленные же бары, рестораны, откровенные бордели,

"турецкие" бани с девочками и эротическим массажем были для нас табу и грозили "24-мя часами", т. е. позорной высылкой на родину в этот срок.

Бангкок был тогда да и остаётся сейчас центром сексуального туризма и любимейшим местом отдыха американцев. Специально для них существовал так называемый институт "майнор вайф". Это когда виллы сдаются на определённый срок с тайкой (младшей женой), выполняющей роль и любовницы, и кухарки, и домоправительницы. Правда, в случае зачатия ребёнка договором предусматривалась большая сумма на его последующее содержание. Но в США существовал специальный фонд, который покрывал все расходы на этот американский подарок в Таиланде и фронтовом Вьетнаме, вплоть до получения полукровками высшего образования.

Вскоре в Бангкок прилетела и моя жена с двухмесячным Артёмом, причём вынес его на руках по трапу самолёта резидент КГБ, вернувшийся в Посольство из отпуска и оказавшийся интеллигентным мужиком, с которым я впоследствии сдружился. Сын, которого я видел лишь однажды, да и то через окно в роддоме буквально за пару дней до отъезда, в оранжерейных условиях Таиланда быстро подрос, встал на ножки, а потом и заговорил по-тайски, часто оставаясь под опекой жены Сампита и её тайчат.

Интересно, что родился он тёмноволосым и с бачками а ля Пушкин

(наверно, привет с небес от его дедушки, а моего отца-армянина в подтверждение моего отцовства), но в Бангкоке очень скоро стал соломенным блондином (уж не знаю, в кого). С этим ему, можно сказать, здорово повезло, ибо по местному поверью встреча с белым ребёнком сулит удачу, а с блондином – счастье на год.