Былины

Еще ездил Добрынюшка во всей земли,
Еще ездил Добрынюшка по всей страны;
А искал собе Добрынюшка наездника,
А искал собе Добрыня супротивника:
Он не мог же найти себе наездничка,
Он не мог же найти себе сопротивничка.
Он поехал во далече во чисто́ поле́,
Он завидял, где во поле шатер стоит.
А шатер-де стоял рытого бархата;
На шатри-то-де подпись была подписана,
А подписано было со угрозою:
«А еще кто к шатру приедет, – дак живому́ не быть,
А живому тому не быть, прочь не уехати».
А стояла в шатре бочка с зеленым вином;
А на бочке-то чарочка серебряна,
А серебряна чарочка позолочена,
А не мала, не велика, полтора ведра.
Да стоит в шатри кроваточка тесовая;
На кроваточке перинушка пуховая.
А слезывал-де Добрынюшка со добра́ коня,
Наливал-де он чару зелена вина.
Он перву-ту выпил чару для здоровьица,
Он втору-ту выпил для весельица,
А он третью-ту выпил чару для безумьица,
Сомутились у Добрынюшки очи ясные,
Расходились у Добрынюшки могучи́ плеча́.
Он разорвал шатер дак рытого бархату,
Раскинал он-де по полю по чистому,
По тому же по раздольицу широкому;
Распинал-де он бочку с зеленым вином,
Растоптал же он чарочку серебряну;
Оставил кроваточку только тесовую,
А и сам он на кроваточку спать-де лег.
Да и спит-то Добрынюшка нонче суточки,
Да и спит-де Добрыня двои суточки,
Да и спит-де Добрынюшка трои суточки,
Кабы едет Дунай сын Иванович,
Он и сам говорыт дак таковы слова:
«Кажись, не было не бури и не па́деры, —
А все мое шатрышко развоевано,
А распинана бочка с зеленым вином,
И растоптана чарочка серебряна,
А серебряна чарочка позолочена,
А оставлена кроваточка только тесовая,
На кроваточке спит удалой добрый молодец».
Сомутились у Дунаюшки очи ясные,
Разгорело у Дуная да ретиво́ сердцо́,
Закипела во Дунае кровь горючая,
Расходилися его дак могучи плеча.
Он берет же свою дак сабельку вострую,
Замахнулся на молодца удалого;
А и сам же Дунаюшко що-то прираздумался:
«А мне сонно́го-то убить на место мертвого;
А не честь моя хвала будет богатырская,
А не выслуга будет молодецкая».
Закричал-то Дунаюшко громким голосом,
Ото сну-де Добрынюшка пробужается,
Со великого похмельица просыпается.
А говорыт тут Дунаюшко сын Иванович!
«Уж ты ой еси, удаленький добрый молодец!
Ты зачем же разорвал шатер дак рыта бархата;
Распинал ты мою боченьку с зеленым вином;
Растоптал же ты чарочку мою серебряну,
А серебряну чарочку позолочену,
Подаренья была короля ляховинского?»
Говорыт тут Добрынюшка Никитич млад:
«Уж ты ой еси, Дунаюшко сын ты Иванович!
А вы зачем же пишете со угрозами,
Со угрозами пишете со великими?
Нам бояться угроз дак богатырскиех,
Нам нечего ездить во поле поля́ковать».
Еще тут, молодцы, они прирасспорили,
А скочили, молодцы, они на добрых коней,
Как съезжаются удаленьки добры молодцы;
А они билися ведь палочками буёвыми,
Рукояточки у палочек отвернулися,
Они тем боём друг дружку не ранили.
Как съезжаются ребятушки по второй-де раз;
Они секлися сабельками вострыми,
У них вострые сабельки исщерба́лися,
Они тем боём друг дружку не ранили.
А съезжаются ребятушки во третий раз;
А кололися копьями-де вострыми —
Долгомерные рато́вища по семь сажен,
По насадочкам копьица свернулися,
Они тем боём друг дружку не ранили.
А тянулися тягами железными
Через те же через гривы лошадиные,
А железные тяги да изорвалися,
Они тем боём друг дружку не ранили.
Соскочили ребятушки со добрых коней
А схватилися плотным боем, рукопашкою,
А еще борются удаленьки добрые молодцы,
А еще борются ребятушки двои суточки,
А и борются ребятушки трои суточки;
По колен они в землю да утопталися,
Не которой один дру́га не пере́борет.
Там ездил стары казак по чисту полю;
А и был с им Алешенька Попович-от,
Да и был с им Потык Михайло Долгополович.
Говорыт тут стары казак Илья Муромец:
«Мать сыра да земля дак потряхается,
Где-то борются удалы есть добрые молодцы».
Говорыт тут стары казак Илья Муромец:
«Нам Алешеньку послать – дак тот силой лёгок;
А Михайла послать – дак неповоротливый,
А во полах-де Михайло заплетется же;
А и ехать будет мне самому, старому;
Как два русских-де борются, надо разговаривать,
А и русский с неверным, дак надо помощь дать,
А два же нерусских, дак надо прочь ехать».
А поехал стары казак Илья Муромец;
Он завидел-де на поле на чистоем
Еще борются удалы-то добры молодцы.
А подъезжает стары казак Илья Муромец,
Говорит тут Дунаюшко сын Иванович:
«Во́но едет стары казак Илья Муромец,
А стары-то казак мне-ка приятель-друг,
А он пособит убить в поле неприятеля».
А говорит-то Добрынюшка Никитич млад:
«А евоно едет стары казак Илья Муромец;
А стары-то казак мне как крестовый брат,
А мне пособит убить в поле татарина».
А приезжает стары казак Илья Муромец,
Говорыт-то стары казак таковы слова:
«Уж вы ой еси, удаленьки добрые молодцы!
Вы об чем же бьите́сь, да об чем вы боретесь?»
Говорит-то Дунаюшко сын Иванович:
«Уж ты ой еси, стары казак Илья Муромец!
Как стоял у меня шатер в поле рытого бархату,
А стояла в шатри бочка с зеленым вином;
А на бочке-то чарочка серебряна,
И серебряна чарочка позолочена,
И не мала, не велика – полтора ведра,
Подареньице короля было ляховинского.
Он разорвал шатер мой рытого бархату,
А раскинал-де по полю по чистому,
По тому же по раздольицу широкому;
Распинал он-де бочку с зеленым вином;
Растоптал он же чарочку серебряну,
А серебряную чарочку позолочену».
А говорит-то стары казак Илья Муромец;
«Ты за это, Добрынюшка, не прав будешь».
Говорит-то Добрынюшка таковы слова:
«Уж ты ой еси, старый казак Илья Муромец!
Как стоял у него шатер в поле рытого бархата;
А на шатри-то-де подпись была подписана,
И подписана подрезь была подрезана,
И подрезано было со угрозою:
«Еще хто к шатру приедет, – живому тому не быть,
Живому-де не быть, прочь не уехати», —
Нам боеться угроз дак богатырскиех,
Нам нечего ездить-делать во полё поляковать».
А говорыт тут стары казак Илья Муромец:
«Ты за это, Дунаюшко, не прав будешь;
А ты зачем же ведь пишешь со угрозами?
А мы поедем-ко тепериче в красен Киев-град.
А мы поедем ко князю ко Владимиру,
А поедем мы тепере на великий суд».
Скочили ребятушки на добрых коней,
И поехали ребята в красен Киев град,
А ко тому они ко князю ко Владимиру.
Приезжали ребятушки в красен Киев-град,
Заходили ко князю ко Владимиру.
Говорил тут Дунаюшко сын Иванович:
«Уж ты, солнышко Владимир стольнокиевский!
Как стоял у мня шатер во поле рыта бархату,
Во шатри была боченька с зеленым вином;
А на бочке и была чарочка серебряна,
И серебряная чарочка позолочена,
Подаренья короля было ляховинского,
Он разорвал шатер мой рытого бархату,
Распинал он-де боченьку с зеленым вином,
Растоптал же он чарочку серебряну,
А серебряну чарочку позолочену».
Говорит тут Владимир стольнокиевский:
«И за это, Добрынюшка, ты не прав будешь».
А говорыт тут Добрынюшка таковы слова:
«Уж ты, солнышко Владимир стольнокиевский!
И стоял у его в поле черлен шатер;
А на шатри-то-де подпись была подписана,
И подписано-то было со угрозою:
«А еще хто к шатру приедет, – дак живому не быть,
А живому тому не быть, прочь не уехати»;
А нам бояться угроз дак богатырские,
Нам нечего ездить во поле поляковать».
А говорыт тут Владимир таковы слова;
«И за это, Дунаюшко, ты не прав будешь;
И зачем же ты пишешь со угрозами?»
А посадили Дуная во темный погреб же
А за те же за двери за железные,
А за те же замочики задвижные.