Былины

[Едет Добрыня по чисту полю,]
Он наехал во чистом поле на ископыть,
Ископыть да лошадиную,
Как стульями земля да проворочена.
Тут поехал Добрыня сын Никитинич
Той же ископытью лошадиною. [...]
Наезжает он богатыря в чистом поле, —
А сидит богатырь на добро́м коне,
А сидит богатырь в платьях женскиих.
Говорит Добрыня сын Никитинич:
«Есть же не бога́тырь на добром коне,
Есть же поленица, знать, уда́лая,
А кака не то деви́ца либо женщина!»

И поехал тут Добрыня на бога́тыря,
Он ударил поленицу в буйну голову, —
А сидит же поленица, не сворохнется,
А назад тут поленица не оглянется.
На коне сидит Добрыня — приужахнется,
Отъезжает прочь Добрыня от богатыря,
От той же поленицы от удалыя:
«Видно, смелостью Добрынюшка по-старому,
Видно, сила у Добрыни не по-прежнему!»
А стоит же во чистом поле да сы́рой дуб,
Да в обнём же он стоит да человеческий.
Наезжает же Добрынюшка на сырой дуб
А попробовать да силы богатырскии.
Как ударит тут Добрынюшка во сырой дуб.
Он расшиб же дуб да весь по ластиньям.
На коне сидит Добрыня — приужахнется:
«Видно, сила у Добрынюшки по-старому,
Видно, смелость у Добрыни не по-прежнему!»
Разъезжается Добрыня сын Никитинич
На своем же тут Добрыня на добром коне
А на ту же поленицу на удалую,
Чеснет поленицу в буйну голову, —
На коне сидит поленица — не сворохнется,
И назад же поленица не оглянется.
На коне сидит Добрыня, сам ужахнется:
«Смелость у Добрынюшки по-прежнему,
Видно, сила у Добрыни не по-старому,
Со Змеею же Добрыня нынь повыбился!»
Отъезжает прочь от поленицы от удалыи.
А стоит тут во чистом поле сырой дуб,
Он стоит да в два обнёма человеческих.
Наезжает тут Добрынюшка на сырой дуб,
Как ударит тут Добрынюшка во сырой дуб,
А расшиб же дуб да весь по ластиньям.
На коне сидит Добрыня — приужахнется:
«Видно, сила у Добрынюшки по-старому,
Видно, смелость у Добрыни не по-прежнему!»
Разгорелся тут Добрыня на добре коне
И наехал тут Добрынюшка да в третий раз
А на ту же поленицу на удалую,
Да ударит поленицу в буйну голову.
На коне сидит же поленица, сворохнулася
И назад же поленица оглянулася.
Говорит же поленица да удалая:
«Думала же, русские комарики покусывают, —
Ажно русские богатыри пощалкивают!»
Ухватила тут Добрыню за желты кудри,
Сдернула Добрынюшку с коня долой,
А спустила Добрыню во глубок мешок,
А во тот мешок да тут во кожаной.

А повез же ейный было добрый конь,
А повез же он да по чисту полю.
Испровещится же ейный добрый конь:
«Ай же поленица ты удалая,
Молода Настасья дочь Никулична!
Не могу везти да двух богатырей:
Силою богатырь супротив тебя,
Смелостью богатырь да вдвоем тебя».
Молода Настасья дочь Никулична
Здымала богатыря с мешка из кожана,
Сама к богатырю да испроговорит:
«Старыи богатырь да и матерыи, —
Назову я нунь себе да батюшкой;
Ежели богатырь да молодыи,
Ежели богатырь нам прилюбится,
Назову я себе другом да любимыим;
Ежели богатырь не прилюбится,
На долонь кладу, другой прижму
И в овсяный блин да его сделаю».
Увидала тут Добрынюшку Никитича:
«Здравствуй, душенька Добрыня сын Никитинич!»
Испроговорит Добрыня сын Никитинич:
«Ах ты поленица да удалая!
Что же ты меня да нонче знаешь ли?
Я тебя да нонь не знаю ведь». —
«А бывала я во городе во Киеве,
Я видала тя, Добрынюшку Никитича,
А тебе же меня нонче негде знать.
Я того же короля дочь Ляховицкого,
Молода Настасья дочь Никулична,
А поехала в чисто поле поляковать
А искать же я себе-ка супротивничка.
Возьмешь ли, Добрыня, во замужество, —
Я спущу тебя, Добрынюшка, во живности;
Сделай со мной заповедь великую.
А не сделаешь ты заповеди да великия, —
На долонь кладу, другой сверху прижму,
Сделаю тебя я да в овсяный блин». —
«Ах ты молода Настасья дочь Никулична!
Ты спусти меня во живности, —
Сделаю я заповедь великую,
Я приму с тобой, Настасья, по злату венцу».
Сделали тут заповедь великую,
Нунь поехали ко городу ко Киеву
Да ко ласкову князю ко Владимиру.

Приезжает тут Добрыня сын Никитинич
А к своей было к родители ко матушке,
А к честной вдове Офимье Олександровне.
А встречает тут родитель его матушка
Честна вдова Офимья Олександровна
И сама же у Добрынюшки да спрашиват:
«Ты кого привез, Добрыня сын Никитинич?» —
«Ай честна вдова Офимья Олександровна,
Ты родитель моя да нонче матушка!
Я привез себе-ка супротивную,
Молоду Настасью дочь Никуличну
А приняти же с ей, с Настасьей, по злату венцу».

Отправлялися ко ласковому князю ко Владимиру
Да во гридни шли они да во столовые.
Крест-то клал да по-писаному,
Бьет челом Добрыня, поклоняется
Да на все же на четыре он на стороны,
Князю со княгинюшкой в особину:
«Здравствуй, солнышко Владимир стольнокиевский!» —
«Здравствуешь, Добрыня сын Никитинич!
Ты кого привез, Добрынюшка Никитинич?»
Испроговорит Добрыня сын Никитинич:
«Ах ты солнышко Владимир стольнокиевский!
Я привез же нонь себе-ка супротивную,
А принять же нам с Настасьей по злату венцу».

Сделали об их же публикацию,
Провели же ее да в верушку крещеную.
Принял тут с Настасьей по злату венцу,
Стал же он с Настасьей век коротати.