Былины

В стольнём городе во Киеве,
У ласкова князя у Владимира,
Хороший заве́ден был почестной пир
На многие на князи да на бояра,
Да на сильни могучие богатыри.
Белой день иде ко вечеру,
Да почестной-от пир идет навеселе,
Хорошо государь распотешился,
Да выходил на крылечко перёное,
10 Зрел-смотрел во чисто полё, —
Да из да́леча-дале́ча поля чистого
Толпа мужиков да появилася,
Да идут мужики да всё киевляна,
Да бьют они князю жалобу кладут:
«Да солнышко Владимир-князь!
Дай, государь, свой праведные суд,
Да дай-ка на Чурила сына Плёнковича:
Да сегодня у нас на Сароге на реки́
Да неведомые люди появилися —
20 Да наехала дружина та Чурилова,
Ше́лковы неводы заме́тывали,
Да тетивки были семи шелков,
Да плутивца у сеток-то серебряные,
Камешки позолоченные,
А рыбу сарогу повыловили,
Нам, государь свет, улову нет,
Тебе, государь, свежа куса нет,
Да нам от тебя нету жалованья.
Скажутся-называются
30 Всё они дружиною Чуриловою».
Та толпа на двор прошла,
Новая из поля появилася,
Да идут мужики да все ки́евляна,
Да бьют они челом, жалобу кладут:
«Да солнышко да наш Владимир-князь!
Дай, государь, свой праведные суд,
Дай-ка на Чурила сына Плёнковича.
Сегодня у нас на тихих заводях
Да неведомые люди появлялися,
40 Гуся да лебедя да повы́стреляли,
Серу пернату малу утицу,
Нам, государь свет, улову нет,
Тебе, государь, свежа куса нет,
Нам от тебя да нету жалованья.
Скажутся а называются
Всё они дружиною Чуриловою».
Та толпа на двор прошла,
Новая из поля появилася,
Идут мужики да все киевляна,
50 Бьют они челом, жалобу кладут:
«Солнышко да наш Владимир-князь!
Дай, государь, свой праведные суд,
Дай на Чурила сына Плёнковича.
Да сегодня у нас во темны́х во лесах
Неведомые люди появилися,
Шелковы те́нета заметывали,
Кунок да лисок повыловили.
Черного сибирского соболя.
Нам, государь свет, улову нет,
60 Да тебе, государь свет, корысти нет,
Нам от тебя да нету жалованья.
Скажутся а называются
Всё они дружиною Чуриловою».
Та толпа на двор прошла,
Новая из поля появилася —
А и́де молодцов до пяти их сот{271}

,Мо́лодцы на конях одноличные,
Кони под нима́ да однокарие были,
Же́ребцы всё латынские,
70 Узды, по́вода у их а сорочинские,
Седёлышка были на́ золоте,
Сапожки на ножках зелен сафьян,
Зелена сафьяну-то турецкого,
Славного покрою-то немецкого,
Да крепкого шитья-то ярославского.
Скобы, гвоздьё-де были на золоте,
Да ко́жаны на молодцах лосиные,
Да кафтаны на молодцах голу́б скурлат,
Да источниками подпоясаносе,
80 Колпачки золотые верхи.
Да молодцы на ко́нях быв свечи́-де горят,
А кони под нима быв соколы́-де летят.
Доехали-приехали во Киев-град,
Да стали по Киеву уродствовати,
Да лук, чеснок весь повырвали,
Белую капусту повыломали,
Да старых-то старух обезвичили,
Молодых молодиц в соромы́-де довели,
Красных девиц а опозорили.
90 Да бьют челом князю всем Киевом,
Да князи ты просят со княгинами,
Да бояра ты просят со боярынями,
Да все мужики огородники:
«Да дай, государь, свой праведные суд,
Да дай-ка на Чурила сына Плёнковича.
Да сегодня у нас во городе во Киеве
Да неведомые люди появилися —
Да наехала дружина та Чурилова,
Да лук, чеснок весь повырвали,
100 Да белую капусту повыломали,
Да старых-то старух обезвичили,
Молодых молодиц в соромы-де довели,
Красных девиц а опозорили».
Да говорил туто солнышко Владимир-князь:
«Да глупые вы князи да бо́яра,
Неразумные гости торговые!
Да я не знаю Чуриловой посе́личи,
Да я не знаю, Чурило где двором стоит».
Да говорят ему князи и бояра:
110 «Свет государь ты Владимир-князь!
Да мы знаем Чурилову поселичу,
Да мы знаем, Чурило где двором стоит.
Да двор у Чурила ведь не в Киеве стоит,
Да двор у Чурила не за Киевом стоит —
Двор у Чурила на Почай на реки,
У чудна креста-де Мендалидова,
У святых мощей а у Борисовых{272},
Да около двора да всё булатний тын,
Да ве́реи были всё точе́ные».

120 Да поднялся князь на Почай на реку,

Да со князьями ты поехал, со боярами,
Со купцами, со гостями со торговыми.
Да будет князь на Почай на реки,
У чудна креста-де Мендалидова,
У святых мощей да у Борисовых,
Да головой-то ка́ча, сам проговариват:
«Да право мне, не пролгали мне —
Да двор у Чурила на Почай на реки,
Да у чудна креста-де Мендалидова,
130 У святых мощей да у Борисовых.
Да около двора всё булатний тын,
Да вереи ты были все точёные,
Воротика ты всё были все стекольчатые,
Подворотенки да дорог рыбий зуб».
Да на том дворе-де на Чуриловом
Да стояло теремов до семи до десяти:
Да во которых теремах Чу́рил сам живет —
Да трои сени у Чурила-де косивчатые,
Трои сени у Чурила-де решатчатые,
140 Да трои сени у Чурила-де стекольчатые.
Да из тех-де из вы́соких из теремов,
На ту ли на улицу падовую
Да выходил туто старыи матёрый человек.
На старом шуба-то соболья была,
Да под до́рогим под зе́леным под ста́метом,
Да пугвицы были вальячные, —
Да вальяк-от литый красна золота;
Да кланяется-поклоняется,
Да сам говорит и таково слово:
150 «Да свет государь ты Владимир-князь!
Да пожалуй-ка, Владимир, во высок терём,
Во высок терём хлеба кушати».
Да говорил Владимир таково слово:
«Да скажи-ка мне, старыи матёрый человек,
Да как тебя да именём зовут, —
Хотя знал, у кого бы хлеба кушати?»
— «Да я Пленко́ да гость Сарожанин,
Да я ведь Чурилов-от есть батюшко».
Да пошел-де Владимир во высок терём,
160 Да в терём-от идет да всё дивуется —
Да хорошо-де теремы да изукрашены были:
Пол — середа одного серебра,
Печки ты были всё муровле́ные,
Да потики ты были всё серебряные,
Да потолок у Чурила из черны́х соболе́й,
На стены сукна навиваны,
На сукна ты стекла набиваны;
Да всё в терему-де по-небесному{273},
Да вся небесная луна-де принаведена была,
170 Ино всякие утехи несказа́нные.

Да пир-от идет о полупиру,

Да стол-от идет о полустоле,
Владимир-князь распотешился,
Да вскрыл он окошечка немножечко,
Да поглядел-де во далече чисто́ полё:
Да из далеча-далеча из чиста поля
Да толпа молодцов появилася, —
Да еде молодцов а боле тысящи{274},
Да середи-то силы ездит купав молоде́ц,
180 Да на мо́лодце шуба та соболья была
Под дорогим под зеленым под стаметом,
Пугвицы были вальячные, —
Да вальяк-от литый красна золота,
Да по до́рогу яблоку свирскому{275}.
Да едё молодец да и сам тешится,
Да с коня-де на коня перескакиваёт,
Из седла в седло перемахиваёт,
Через третьего да на четвертого,
Да вверх копье побрасываёт,
190 Из ручки в ручку подхватываёт.
Да ехали-приехали на Почай на реку,
Да сила та ушла-де по своим теремам.
Да сказали Чурилы по незнаемых гостей, —
Да брал-де Чурило золоты ключи,
Да ходил в амбары́ мугазенные,
Да брал он сорок сороков че́рных соболёв,
Да и многие пары лисиц да куниц,
Подарил-де он князю Владимиру.
Да говорит-де Владимир таково слово:
200 «Да хоша много было на Чурила жалобщиков,
Да побольше того-де челом битчиков, —
Да я теперь на Чурила да суда-де не дам».
Да говорил-де Владимир таково слово:
«Да ты премладыи Чурилушко сын Плёнкович!
Да хошь ли идти ко мне во стольники,
Да во стольники ко мне, во чашники?»
Да иной от беды дак откупается,
А Чурило на беду и нарывается, —
Да пошел ко Владимиру во стольники,
210 Да во стольники к ему, во чашники.

Приехали они ужо во Киев-град,

Да свет государь да Владимир-князь
На хороша́ на нового на стольника —
Да завел государь-де почестной пир.
Да премладыи Чурило-то сын Плёнкович
Да ходит-де ставит дубовы́ столы,
Да желтыми кудрями сам потряхиваёт,
Да же́лтые кудри рассыпаются,
А быв скаче́н жемчу́г раскатается.
220 Прекрасная княгина та Апраксия
Да рушала мясо лебединоё,
Смотрячи́сь-де на кра́соту Чурилову —
Обрезала да руку белу правую,
Сама говорила таково слово:
«Да не дивуйте-ка вы, жены господские,
Да что обрезала я руку белу правую, —
Да помешался у мня разум во буйно́й голове,
Да помутилися у мня-де очи ясные
Да смотрячись-де на красоту Чурилову,
230 Да на его-то кудри на желтые,
Да на его-де на перстни́ злаченые.
Помешался у мня разум во буйной голове,
Да помутились у меня да очи ясные».
Да сама говорила таково слово:
«Свет государь ты Владимир-князь!
Да премладому Чурилу сыну Плёнковичу
Не на́ этой а ему службы быть, —
Да быть ему-де во постельниках,
Да стлати ковры да под нас мягкие».
240 Говорил Владимир таково слово:
«Да суди те бог, княгина, что в любовь ты мне пришла:
Да кабы ты, княгина, не в любовь пришла —
Да я срубил бы те по плеч да буйну голову,
Что при всех ты господах обесчестила».
Да снял-де Чурила с этой бо́льшины,
Да поставил на большину на и́ную, —
Да во ласковые зазыватели,
Да ходить-де по городу по Киеву,
Да зазывати гостей во почестной пир.

250 Да премладыи Чурило-то сын Плёнкович

Да улицми идет, да переулкамы,
Да желтыми кудрями потряхиваёт,
А желтые ты кудри рассыпаются.
Да смотрячись-де на красоту Чурилову —
Да старицы по келья́м онати́ они дерут{276},
А молодые молодицы с голенища ‹...›,
Красные девки отселья{277} дерут.
Да смотрячись-де на красоту Чурилову —
Да прекрасная княгина та Апраксия
260 Да еще говорила таково слово:
«Свет государь ты Владимир-князь!
Да тебе-де не любить, а пришло мне говорить:
Да премла́дому Чурилу сыну Плёнковичу
Да на этой а ёму службы быть, —
Да быти е́му во постельниках,
Да стлати ковры под нас мягкие».
Да видит Владимир, что беда пришла,
Да говорил-де Чурилу таково слово:
«Да премладыи Чурило ты сын Плёнкович!
270 Да больше в дом ты мне не надобно, —
Да хоша в Киеве живи, да хоть домой поди».

Да поклон отдал Чурила да и вон пошел{278}

,Да вышел Чурило-то на Киев-град,
Да нанял Чурило там извозчика,
Да уехал Чурило на Почай на реку,
Да и стал жить-быть, а век коро́тати.
Да мы со той поры Чурила в старина́х скажём,
Да отныне сказать а будем до́ веку.
А й диди-диди-дудай — боле вперед не знай!