Былины

Как во ту было пору, во то время,
Как во славном было граде во Крякове{160},
Как не белая береза к земли клонится,
Приклоняется сын ко матери,
Молодые Лука Петрович дворянской сын:
«А ой же ты матушка честна вдова,
Честна вдова Катерина Ивановна!
Ты дай мне прощенье-благословеньицо —
Ехать во далечо во чисто́ поле,
10 Да ко славному морю Каспицкому,
Там стреляти гусей да и лебедей,
Серых малых пернатых утенышков».
Не дала она ему ни прощенья, ни благословеньица.
Выходил он на свой на широкий двор,
Выводил он коня себе бурого, —
В вышину тот бурушко трех аршин,
В долину тот бурушко трех сажён,
Как у бурушка грива трех аршин,
Как у бурушка челка трех пядей,
20 Как у бурушка хвостик трех сажён.
Полагал он войлоки на войлоки,
А наверх наложил седелько черкасское,
Подтягивал он двенадцать подпруг по́д брюхо,
А тринадцатую по́д груди, —
Не ради красы-басы молодецкие,
А ради крепости богатырские.

Видели доброго молодца на коня седучи,
А не видали, в кою сторону поедучи.
Выезжал он из града из Крякова,
30 Он бьет коня по тучным бедрам, —
Как конь его разгорается,
От земли его конь отделяется,
Он пошел выше лесу стоячего,
А ниже облака ходячего,
Он реки, озера перескакиват,
А мхи да болота промеж ног пустит.
Он приехал во далечо чисто поле,
Он ко славному морю Каспицкому.
Он ездил целый день до вечера,
40 Не нашел он ни гуся, ни лебедя,
Да ни серого малого пернатого утенышка.
И тут говорит Лука Петрович дворянской сын:
«А ой же ты мать пресвята Богородица!
Не дала мне ни гуся, ни лебедя,
Да ни серого малого пернатого утенышка.
Теперь поеду ли я во те ли во́ лесы во темные,
Да во те ли-то грязи топучие».
Заехал он во те ли во темны́ лесы,
Привязал коня он ко сыру дубу,
50 Он насыпал пшена белоярова,
А сам стал вынял калачик крупивчатой,
И не помножечку ножичком порушиват.
Да вдруг со восточною стороны
Не те́мной облак накатается, —
Налетел на дуб черной ворон.
Как заграял ворон по-ворониному, —
Да как дуб по коренью шатается.
Говорит Лука Петрович дворянской сын:
«А ой же ты черной ворон!
60 Как я выну свой тугой лук из залучника,
А калену́ю стрелу из заплечника,
Натяну я свой тугой лук,
Я пущу в тебя, черного ворона, —
Ушибет твое черно мясо о сыру землю,
Потекет твоя черна кровь во кореньё дубовоё,
Полетит твое черно перьё по чисту полю,
Полетит твой белой пух по подне́бесью».
Во ту было пору, во то время
Возговорит ворон по-человечески{161}:
70 «А ой же ты молодый Лука Петрович дворянский сын!
Тебе ворона убить — не корысть получить,
А тебе старца убить — спасенья нет.
А лучше ты, молодый Лука Петрович,
Ты стань поутру ранешенько,
Ты до самой красной зари до утренной,
Поезжай ты во да́лечо чисто полё, —
Там приедет татарин касимовской{162},
Ты побейся, подерись с татарином касимовским».
И во ту пору ворон невидим бысть.

80 Как ставае поутру Лука Петрович до зари до утренной,
Он садился на своего на добра коня,
Выезжает во да́лечо чисто полё,
Он раскинул шатер белополотняной,
Как насыпал коню пшена белоярова.
Как недолго поры миновалося,
Да как едет татарин касимовской,
Под татарином бежит белой конь,
У коня из ушей дым валит,
Из ноздрей у коня искры сыплются,
90 Изо рта у коня пламя́ машет.
Тут садится Лука Петрович дворянской сын,
Садится Лука Петрович на добра коня,
Поезжает противо татарина касимовского.
Они съехались с татарином касимовским,
И ударились они палицами боёвыми, —
У них палицы в руках поломалися.
Съезжаются они во вторы́и раз,
И ударились они саблями вострыми, —
У них сабли в руках поломалися.
100 Как съезжаются они в третий раз,
Да ударились они белыми ру́ками, —
Как сшиб Лука Петрович татарина на сыру землю,
Как притиснул конь ногой татарина к сырой земли.
Как сходит Лука Петрович со своего добра коня,
Садится к татарину на белу грудь,
Вынимает ножищо-кинжалищо,
И сам говорит таково слово:
«А ой же ты татарин касимовской!
Ты скажи, какой орды ты, какой земли,
110 Какого роду ты, какого племени?»
Говорит татарин касимовской:
«А ой же ты удал доброй молодец!
Кабы я сидел на твоих на белы́х грудях,
Я не спрашивал бы ни роду, ни племени, —
Я порол бы твои белы груди,
Вынимал бы твое сердце со печенью».
— «Да однако скажи, татарин касимовской,
Ты какой орды, какой земли,
Ты какого роду и племени?»
120 Говорит татарин касимовской:
«А ой же ты удал доброй молодец!
Кабы я сидел на твоих на белых грудях,
Я не спрашивал бы ни роду, ни племени, —
Я порол бы твои белы груди,
Вынимал бы твое сердце со печенью».
В-третьих говорил Лука Петрович:
«Ты скажи, татарин касимовской,
Ты какой орды, какой земли,
Ты какого роду и племени?»
130 Говорит татарин касимовской:
«Я из славного города из Крякова,
Я Василий Петрович дворянской сын».
Как ставает Лука Петрович дворянской сын
На свои на резвы ноги,
Как примает его за белы руки,
Как становит его также на резвы ноги,
Да целует его во уста во сахарние:
«А ой же ты любезной мой брателко!{163}
Я и сам из того града из Крякова,
140 Молодые Лука Петрович дворянской сын».
Говорит татарин касимовской:
«А ой же ты родимый мой брателко,
Молодой Лука Петрович!
Как наехали татара касимовски
Как на славный наш на Кряков-град,
Отца нашего Петра смерти предали,
А меня малолетнего в полон взяли,
А ты остался от меня во качелюшке».

Тут садятся они на добрых коней,
150 Приезжают во славный город во Кряково.
Заезжает Лука Петрович на свой на широкий двор,
Говорит Лука Петрович таково слово:
«А ой же ты матушка, честна вдова Катерина Ивановна!
Ты встречай-ка меня с дорогим гостем,
Я привез тебе в гости татарина касимовского».
Говорит Катерина Ивановна:
«А ой же ты мой любезный сын,
Молодой Лука Петрович дворянской сын!
Я и чуть не могу про татарина касимовского:
160 Как пленили татара наш Кряков-град,
Твоего отца, Петра-дворянина, смерти предали,
А брата Василья Петровича в полон взяли».
— «А ой же ты любезная матушка,
Честна вдова Катерина Ивановна!
Я не татарина привез тебе касимовского,
А своего я привез братца родного,
Я Василья Петровича сына дворянского».
Тут пошли они в палаты белокаменны,
Там садились они за столы за дубовые,
170 Там веселились, пировали много времени,
А потом остались в покое и веселии.