Развитие эпоса шло, по-видимому, в направлении ко все большему ослаблению мифологических связей и усилению собственно исторического начала, но не в его реальном воплощении, а в формах обобщенно-эпических, с обязательным преобладанием условности и фантастики. В этом смысле показательны былины о татарском нашествии: здесь мифологические элементы минимальны (по сравнению с былинами о борьбе богатырей с чудовищами, со змеями, с волшебными силами и др.), но, как уже отмечалось выше, тема отпора нашествию и спасения Русской земли от гибели решена в них принципиально по-своему, в сюжетах, никак летописными свидетельствами не поддерживаемых, а главное — на основе концепции богатырства, составляющей самую сердцевину идеологии героического эпоса.
Содержательная сложность, семантическая глубина и внутренний драматизм коллизий былинной сюжетики получили законченное воплощение в довольно-таки строгих композиционных принципах. Можно говорить об известном единообразии былинных композиций. Некоторые былины начинаются с запева, прямо с сюжетом не связанного, но имеющего с ним связь внутреннюю. Классическими могут считаться запев в былине о Соловье Будимировиче (особенно в тексте из сборника Кирши Данилова: «Высота ли, высота поднебесная...») или запев о турах в былине «Василий Инатьевич и Батыга». Чаще же былина открывается зачином, который прямо вводит слушателя в обстановку действия и в круг персонажей. И то, и другое дается как хорошо знакомое, не требующее специальных пояснений. Завязка конфликтов в былинах происходит быстро, и далее все повествование сосредоточивается на них, не прерываясь посторонними описаниями, сюжетными отклонениями или вставками.
Единство и последовательность развития сюжета — один из законов поэтики былины. Движение сюжета всегда связано с одним центральным персонажем, былина не знает расщепления действия на несколько самостоятельных линий, одновременно два действия происходить не могут, повествование никогда не возвращается назад и идет в рамках единого времени. Этот закон своеобразно сказывается на характере повествования, и действие его объясняет некоторые несообразности, с которыми можно столкнуться, читая былины. Так, в некоторых вариантах былины «Илья Муромец и сын» Сокольник после встречи с отцом возвращается домой, убивает мать, а затем снова едет к тому месту, где он расстался с отцом. Илья между тем продолжает спать в шатре, хотя с момента отъезда сына должно было пройти много времени. Все дело в том, что течение времени оказывается неодинаковым: для персонажа, за которым следует повествование, оно одно, для персонажа, выключенного из повествования, совсем другое (фактически — сведено к нулю).
Былина заканчивается, когда наступает развязка конфликта. Она может завершиться формульной концовкой, с сюжетом не связанной. Отдельная былина вполне самостоятельна, сюжетно завершена и никак с другими былинами не связана. Она не является содержательным продолжением других былин и сама не предполагает дальнейшего развития. Даже песни, близкие по тематике или с одним и тем же героем, не обнаруживают повествовательных связей типа последовательности, зависимости, перекличек и др. Например, все былины о татарском нашествии в повествовательном отношении представляют собою независимые сюжеты, как бы параллельные разработки на одну тему. В циклах былин об Илье Муромце или о Добрыне Никитиче можно выделить в качестве открывающих эпические биографии былины об исцелении и встрече с Соловьем-разбойником и о поединке со Змеем, остальные сюжеты не выстраиваются в какой-то очевидный ряд, и поэтому говорить о биографии того или другого героя довольно трудно. Каждая песня начинает повествование заново, без учета событий, описанных в других.