Былины Печоры и Зимнего берега

Приезжат прямо в стольний Киев-град, проезжат к князю солнышку Владимиру. Едет он мимо заставы крепкой, приехал он прямо к воротам, к князю Владимиру. Чела не бьет и головы́ не гнет. И тут поставил он лошадь добрую с Идолищем немецким, а сам пошел во дворец. В ту пору было, в то времяцко было собрано пиро́ванье-столо́ванье. Зашел он, поклонился во все стороны, царю-солнышку на особенности.

Стал государь у него спрашивать: «Ты еси, стар казак Илья Муромец, ты какой ехал путью́-дорожецкой?» Он говорит: «Я ехал дорогой прямоезженой, по которой двадцать лет никто не езживал, птица не летала, голосом всех убивал Идолище немецкое». Говорит ему Владимир-князь: «А как ты мог тут пройти-проехати?» А он говорит: «У меня Идолище привезено на лошади». А говорит ему солнышко Владимир-князь: «Если привезено у тебя Идолище на лошади, заведи его в помещение».

Он пошел, его завел, зашел с Идолищем. Зашел стар казак с Идолищем — мост-то не выдержал, в помещение зашли, так всё помещеньице пошатнулосе. Посадил их князь Владимир на лавку за стол и говорит таковы́ слова́: «Зареви ты, Идолище, криком звериными». А этот говорит: «Не твое я пью, кушаю, не тебя я сейчас слушаю. Не в твоих руках хожу. Заставит если стар казак, тогда я рёвкну».

Вот у стара́ казака стал князь просить: «Ну пускай он заревёт, я послушаю». Стар казак Илья Муромец взял князя под ту руку, под пазуху, княгиню под другу руку и заставил зареветь Идолище в полуго́лоса: око́льни стекла все сповыпали, а на божьи́х церква́х кресты повыломались. Лежали по часу они, ничего не слышали. Пролежались и заставили Илья Муромца вывести его и на смерть убить. И он вывел этого Идолища и расстрелял его. И зашел этот князь, по комнатам ходит да приговариват: «Чем же я стану, стар казак Илья Муромец, дарить тебя за услу́гу?» Принес он шубоцку соболи́ную о двенадцать пуговок, в каждой пуговки за́мчуги переливаются, петё́лки все шелко́вы.

И вот тут пирова́ли они, столова́ли целы́ су́тоцки. Все напились, все бояра свалилися пьяные. А князь ушел со своей Апраксеньей Андреевной в свои палаты белока́менны. А стар казак Илья Муромец стал весел, шубу эту пона́шиват, да таковы́ слова́ приговариват:

15 «Уж ты будь, моя шуба, счастлива,
И будь, моя шуба, тала́ниста,
Я убил Идолища во чисто́м поли́,
Еще убить бы неприятеля со зятелком со Киршаком,
У его, у собаки, силы множество.

Этим боярам завиду́ стало, за великую досаду показалося. Стали они думать, чтобы наврать на него. «Нас никто не даривал такими подарками, а приехал какой нахва́листо, его подарил шубой князь». Побежали они, государю и наврали:

20 «Ты вот подарил нахва́лище шубу,
Он по полу похаживает,
За рукав шубу повола́чивает
И шубы своей наговаривает:
„И быть ты, моя шуба, счастлива!
25 И быть, моя шуба, таланиста,
Я убил Идолище во чисто́м поли́,
Еще убить бы солнышка Владимира“».

Вот они доложили всё за́лпом. Сейчас солнышко Владимир-князь призвал старо́го Илью Муромца казака к себе. И вот говорит солнышко Владимир-князь: «Што ты стар казак Илья Муромец по́ полу похаживаешь, небылы́ми рецами похваляешься?» А он говорит: «Я не так ходил, не волочил шубу и наговаривал: „Убил я Идолище во чисто́м поли́, а есть еще убить зятелка со Ки́ршаком. У его, у собаки, силы мно́жества“». Говорит солнышко князь Владимир: «У меня бояре жили-ладили, никогда не врали и теперь не соврали». Сейчас же он его взял, заставил слугам верным выкопать погреб. Выкопали погреб и посадили его в этот погреб. Навалили чугунну плиту на его, на погреб. А была княгиня. А хороша, ласкова, она пожалела его, она сделала ход подземельный из своей спальни, снесла ему стол и книгу евангелие читать. Наняла слугу верную. Доспела ему ход, и носит слуга верная ему всё тайком.

Долго ли, мало ли, годов пятнадцать минуло. Переходили из города в город кали́ки убогие — сироти́ны. И вот шла одна кали́ка убогая, хватила ее погода на дороге, она вся вымокла, устала.