Былины сего времени

– Лёд – это бог такой, старый, – терпеливо объяснил Яромир. – Это он зимой реки и озера замораживает. Не слышал, что ли?

– Так я ж не язычник. Откуда мне про твоих идолищ знать?

– Сам ты идолище, – чуть обиженно произнес Яромир.

Глава 19

Корабельщиков пришлось ждать куда дольше, чем рассчитывалось. День прошел, за ним другой, там и третий, и четвертый… а речная гладь все пустынна. Лодьи рыбацкие кое-где виднеются, а вожделенного струга нет как нет.

Яромир уже начал подумывать, что беда приключилась, сгиб где-то по пути Добрыня сотоварищи. Может, все-таки водяной Белого озера устроил каверзу, да потопил неповинных людей? С него станется, он злыдень тот еще, душ загубленных на нем немало…

Хотя нет, не мог он. Никак не мог. В своем озере – запросто, а тут все-таки совсем чужая река. Днепр-батька. Здесь у него силы нет. Засаду устроить с ватагой караконджалов – это да, а целый струг на дно утянуть – кишка тонка.

Значит, надо просто еще немного потерпеть. Вперед Ивана с Яромиром корабельщики проплыть не могли – у них же обычный корабль, а не летучий. Никак бы не поспели.

И на исходе пятого дня струг таки подошел к стенам Олешья. На носу сам Добрыня Ядрейкович стоял, руль держал.

Ох и обрадовался же он Ивану с Яромиром! А уж как те ему обрадовались! Долго по плечам друг друга хлопали, расспрашивали, что и как.

Оказалось, что уже после порогов струг ухитрился сесть на мель. Пока стаскивали, да брюхо потом чинили – два дни потеряли. Но теперь, слава богу, все позади – только водой пресной запастись, и можно в море выходить.

Провизией тоже запаслись. Не шутка дело – море пересекать! Иван, поднявшись на борт, даже почувствовал, как трясутся поджилочки. А то по реке-то ходить ладно, пустое – там берега по обе стороны видны, коли вдруг корабль и потопнет, так саженками доплывешь.

А тут море безбрежное! Страх какой, понимать надо.

Но трусил Иван только про себя, вида не показывая. Невместно ему трусить-то, княжичу.

Стоя у бортика, он с любопытством смотрел, как по сходне волокут козла. Тот блеял, упирался, тоже явно не желая плыть по морю. Но корабельщики толкали его сзади и тянули за рога спереди, так что мало-помалу козел оказался на струге.

Иван почесал в затылке, задумался, для какой он тут надобности, но потом махнул рукой. На мясо пустят, видать. И то, в живом-то виде оно дольше не испортится.

Отплыл струг в уже поздний час. Добрыня кумекал некое время, прикидывал, не постоять ли ночку на якоре, не дождаться ли утра, но потом решил все же идти так. Море гладкое, ветер попутный – чего ждать? Лишняя задержка – только товару порча.

Гребцы навалились на весла, выводя струг на большую воду. А там уже и парус раздулся пузырем, повлек суденышко прямо на полудень, в далекие теплые страны.

Иные корабельщики ходят только вдоль берегов, страшась выпустить их из виду. Но Добрыня Ядрейкович был не таков. По морю ходил уже не раз, все звезды знал, как порог родного терема, заблудиться не боялся. Да и мудрено в Русском море-то заблудиться – правь точно на полудень, и через седмицу увидишь купола Цареграда. А то и быстрее, если ветер хороший будет.

А погода как раз утешная выдалась. Добрыня даже руля толком не держал – струг сам бежал по волнам, как по ниточке. И грести не нужно.

Добрая половина корабельщиков поснедала, да и спать завалилась на все тех же скамьях. Среди них и Иван – этот вообще задрых чуть не сразу по отплытии. Сунул кулак под голову, плямкнул губами и захрапел – да громко так захрапел, раскатисто.

Рядом с ним уж никто спать не смог.

А вот Яромир дремать и не думал. Волколак сидел на носу, пристально вглядывался в небозем, в полосу сизого тумана над ним. Где-то там притаился дивный остров Буян. Далече еще – хорошо, если послезавтра покажется. Но уже не так далеко, как месяц назад, когда Иван с Яромиром покинули Тиборск.

Солнышко шло к закату, и небо все больше хмурилось. Хмурился и старшина корабельщиков. Боярин Добрыня кожей чуял – портится погода-то. С каждой минутой портится, с каждой верстой пройденной. Вон уж тучи сбираются, сгущаются – все больше, все чернее. И ветер крепчает.

– Спускай паруса, братва! – возвысил голос он. – Якоряй!

Яромир подался вперед, еще пристальнее вглядываясь в небозем. Ему тучи не нравились даже сильнее, чем Добрыне. Слишком уж черны были, слишком уж внезапно возникли. Да и форма какая-то слишком уж ровная – ну точно морды конские к стругу летят.

– Эхма, скверно-то как… – пробормотал Яромир, роясь в кисете. – Боярин, слышь, скажу чего-то!

Добрыня Ядрейкович поначалу только отмахнулся – не до случайного попутчика ему сейчас было. Но Яромир умел быть настойчив, умел подобрать нужные слова. Старшина корабельщиков таки выслушал его – недоверчиво, но выслушал.

– Ну… хуже уж точно не будет, – проворчал Добрыня, махнув рукой. – Давай попробуем.

Буря тем временем подошла совсем близко. Волны вздымали кораблик все выше и выше, подкидывали кверху, как ореховую скорлупку. Кроме Ивана спать уже никто не спал – сидели на веслах, упирались ими в сине море.