Было ли счастье?

Если кухня была епархией миссис Дьюкс, то студия была ее безраздельным владением. Широкие окна выходили на север. Помещение переделали, чтобы оно полностью соответствовало ее нуждам и вкусу. Гай предоставлял в ее распоряжение все, что только могло ей понадобиться для работы.

Марни медленно приоткрыла дверь и вошла внутрь. Она сама не знала, что хотела там увидеть.

У нее больно сжалось сердце. Комната была полностью пуста, из нее вывезли все, что когда-то было таким родным для Марни. На глаза навернулись слезы, она медленно сделала несколько шагов, которые гулко отозвались в пустых стенах.

Убрали все, абсолютно все. Ее мольберт, стоявший у окна. Рядом с ним размещалась чертежная доска. На ней она часами работала над набросками, прежде чем перейти к мольберту. Исчезли все полотна. Они стояли здесь рядами, прислоненные к стенам. Это были ее любимые произведения, которые не предназначались для продажи; только руки не доходили развесить их на стенах.

В этой комнате она рисовала Гая. Она увлажнившимися глазами посмотрела на то место, где он позировал ей обнаженный. Он всегда выглядел таким мужественным, таким притягательным. И всегда дразнил ее:

— Тебе нравится эта поза?

И он принимал такую позу, которая одновременно была и соблазнительной, и раздражающей.

— Или, может, лучше стать так?

Он старался принять такую позу, которая граничила с неприличием, а Марни пыталась сохранить спокойствие профессионала и заставить его принять нужное ей положение.

— Как я могу спокойно стоять, когда на мне одежда Адама? — спрашивал он, когда Марни начинала отчитывать его.

— Ты вообще голый! — смеясь, отвечала ему Марни.

— Через минуту на тебе тоже будет такой же наряд, — грозно говорил он, приближаясь к ней.

Теперь в комнате не осталось ничего, только отзвук чего-то теплого и милого.

— Я велел очистить комнату, после того как стало ясно, что ты не собираешься возвращаться ко мне, — низкий голос проговорил откуда-то от двери.

Марни от неожиданности вздрогнула и резко повернулась. Он испытующе смотрел на нее своими темными глазами.

— Какое-то время я надеялся, что ты захочешь взять с собой свои картины, — спокойно продолжал он.

Гай пожал плечами, и в комнате опять воцарилась тяжелая тишина.

Марни постаралась незаметно смахнуть с глаз слезы.

— Что ты с ними сделал?

— Я отправил их в Оуклендс, — Гай еще раз пожал плечами. — В Оуклендсе находится все. Все твои вещи.

Он обвел глазами пустую комнату.

В те времена она не могла думать о том, что ей придется приехать к нему, чтобы забрать свои вещи. Она не могла этого сделать даже ради милых ее сердцу полотен.

— Но, — продолжал быстро Гай, — как только мы поселимся в Оуклендсе, ты можешь снова организовать себе там студию. Единственное условие: ты не станешь брать заказов со стороны. Уж извини. Ты нашла в кухне что-нибудь поесть?

Все так просто. Вопроса о том, станет ли она в будущем работать или нет, не существовало для него.

Она крепко сжала губы, и то мягкое настроение, которое навеяли ей воспоминания, улетучилось как дым.

— Там есть цыпленок, он будет готов через пятнадцать минут, — холодно ответила она ему.

— Прекрасно, — заметил Гай. — Как раз остается время, чтобы быстро принять душ до ужина, — добавил он, отходя от двери. — Ты уже решила, в какой комнате будешь спать?

— Мне абсолютно безразлично — здесь не осталось ничего, что имело ко мне отношение, — горько заметила Марни. Она чувствовала, что у нее больше нет сил, чтобы продолжать ссориться. — Если тебе все равно, я буду спать в гостевой комнате рядом с твоей спальней.

— Но мне не все равно, — пробурчал Гай, — и ты это знаешь. Марни сверкнула глазами, и он тяжело вздохнул. — Хорошо, Марни. Ты можешь спать, где тебе заблагорассудится. Ты знаешь миссис Дьюкс, у нее всегда все комнаты готовы для Приема самых неожиданных гостей.

— Мне нужно переодеться, — напомнила ему Марни, видя, что он собрался выйти из комнаты. — Конечно, здесь не осталось ничего из моих платьев?

— Нет, — тихо обронил он. — Если тебе это будет интересно, я отослал их в твое любимое благотворительное общество. Может, тебе хоть это будет приятно услышать, потому что все остальное только раздражает тебя.

— Ты отдал все мои чудесные наряды благотворительному обществу? — пораженная, повторила Марни.

— Какого черта, что я должен был с ними делать, по твоему мнению? Любовно сохранять их в застекленной витрине и ежедневно приходить к ней и лить слезы над разбитым счастьем?

— Конечно, нет! — сдержанно ответила ему Марни. — Я просто подумала… — Она замолчала. Она не знала, что хотела сказать. Она вообще не думала о своих нарядах. — Ничего я не думала. Все это не имеет значения.

Казалось, что Гай счастлив тем, что эта проблема разрешилась, потому что он мрачно кивнул головой и сказал:

— Я дам тебе мою пижаму и банный халат. Завтра утром мы первым делом поедем и привезем твои вещи, если тебе станет легче от этого.