Было такое...

Но это впереди, это завтра утром, а пока ты в Барнауле. Проснешься непривычно рано, оглушишь зубы мятной пастой, возьмешь сумку через плечо и в такси. Поедешь по сонному городу. Люди в автобусах будут еще дремать. Ты думаешь: им на работу, в привычное место, куда они вчера ездили и сегодня поедут. Город будет настраиваться на привычный лад, зевать дверьми открывающихся магазинов. И он, такой привычный и ленивый, проживет день без тебя. Ты уезжаешь тихо, под шумок, пока город еще не очнулся. Будто сбегаешь. А когда пропажа обнаружиться, то будет уже поздно. Ведь авиакомпании строго выполняют свои обязательства. И если в билете написано, что Барнаул-Москва, то выйдя с трапа не окажется, что самолет сделал всего лишь круг и вернулся.

Самолет Барнаул-Москва — это невероятное ощущение. Это волнение, утренний летний озноб, предвкушение. Это мама, которая машет из окна, когда такси выворачивает из двора. Она притащит собаку на подоконник и будет махать ее лапой тоже. А потом она станет отчаянно плакать, что опять осталась одна, а собака будет лизать ее горячее лицо.

За месяц до самолета ты будешь считать недели, за неделю до отбытия дни, за день до отправки часы, за час до вылета минуты. Когда я познакомилась с будущим мужем, то летала туда-сюда с такой регулярностью, будто речь шла не о трех тысячах километрах и дорогих билетах, а о поездке к бабуле в деревню на рейсовом автобусе Икарус. Кое-как училась, сдавала какие-то экзамены, работала, но в один момент все бросала и летела, сломя голову. Несмотря на видимое благополучие (ух ты, нашла себе московского жениха!!!), чувствовала себя глубоко несчастной и потерянной. Потому что ты здесь уже не своя, а там еще не своя. Потому что с одной стороны мама и дом, в котором прожила почти 20 лет, а с другой любимый мужчина и дом, в котором ты хочешь прожить больше, чем 20 или даже 30 лет.

Один раз мой знакомый сказал, что поругался с женой перед вылетом в Москву. Я ему так посочувствовала тогда, вы даже не представляете. Дело здесь не в семейной ссоре или в том, что к обиженной жене придется возвращаться, нет. Просто когда у тебя самолет Барнаул-Москва, то людям (пусть это даже жена) можно все-все простить. Можно не обращать внимания на оскорбления или колкости в свой адрес. Можно выслушать все, а потом снисходительно поцеловать в щечку. Можно не раздражаться на кота, который опять линяет, как собака, и раскидывает по всей квартире шерсть. Кот у тебя на самом деле не линяет, а просто он очень пушистый и красивый. И думаешь ты так только потому, что у тебя через три часа самолет Барнаул-Москва.

Я люблю самолет Барнаул-Москва. Только в этот раз поймала себя на мысли, что… Что я всего лишь лечу домой. Что по сути самолет для меня автобус, в котором можно дремать. Что широкие улицы с людьми, которые не обращают на тебя внимания, это всего лишь широкие улицы с людьми, которые не обращают на тебя внимания. Что город Барнаул уже никогда не хватится пропажи. Что человек ко всему привыкает.

И это очень жаль.

2005/08/29 Привет, Димка!

Один раз я смотрела передачу Оксаны Пушкиной. Там рассказывалось про женщину, которая раньше была известной певицей. Моя мама сидела перед телевизором и кивала, что, мол, помнит, какой она была известной и какой красавицей считалась. Как замечательно она пела и как по ее фотографии мама в молодости выщипывала себе брови.

Я совершенно не знала эту певицу, но отчетливо видела, что брови у них до сих пор одинаковые.

И вот эта певица рассказывала, что когда она вышла замуж за известного композитора, то всей ей завидовали. И думали, что это расчет. Конечно, она такая красивая и молодая, а он такой старый и обыкновенный. Зато композитор и с положением. Наверное, даже почетный член. Она рассказывала, что они крепко жили и много гастролировали. Как любили друг друга и как на первую годовщину свадьбы он подарил ей крестик. Снял с себя — простой, безыскусный, на веревочке и надел на нее. А когда ей было 35, а ему 63, то его парализовало. И она сидела с ним. Все бросила, перестала петь, он лежал и мычал. Потом начал разговаривать, но плохо. Она таскала к нему врачей, не спала ночами, плакала, когда он не видел, стирала обсосанные простыни, вытирала попу, таскала в ванную. Молодая и красивая. Уже забытая, никому не нужная. И подруга каждый раз говорила: «Да брось, брось ты его. Он на тебя крест повесил и ты его несешь. Сними крестик. Сними». А она говорила, что должна быть рядом. И так было семь лет.

Я по передаче помню, что эта женщина с черными бровями и длинными смоляными волосами. По-моему, она грузинка. С большими блестящими глазами и мягкими губами. Когда она рассказывала, из глаз капали круглые слезы. Даже не капали, а выкатывались. Не текли по щекам, а тяжелыми градинами висли на ресницах.

А потом она рассказывает, что однажды стояла перед зеркалом и расчесывалась. И вдруг видит, как крестик сползает с веревочки.

— Я его подняла и вижу, что душка от времени протерлась об веревочку. И крестик упал. А на следующий день он умер.