Читаем Былое — это сон полностью

Я не лелеял надежды найти золото, а заниматься контрабандой и воровать не хотел. Голова у меня работала неплохо, и я перепробовал много разных вариантов, а потом решил поглубже вникнуть в ту область, которая была мне известна. Вот тут-то я кое-что и обнаружил. Людям, занятым самой разной работой, приходится пользоваться специальными инструментами, которые стоят довольно дорого, вот я и решил открыть фабрику, изготовляющую всевозможные инструменты. В те времена массовое производство инструментов казалось еще бессмысленным, однако я понимал, что, если дело пойдет на лад и я смогу производить дешевые инструменты, рынок сбыта у меня будет неограниченный — практически вся Америка.

Я уговорил один банк финансировать это предприятие, и он не раскаялся. Мы сняли сливки до того, как у нас появились серьезные конкуренты. Тогда мы снизили цены, но фабрика уже твердо стояла на ногах. С тех пор я жил в Сан-Франциско, пока не отправился в Норвегию, чтобы отдохнуть и поразмыслить над прошедшими тридцатью годами.


Человека выдают совершенные им грехи. По моему определению, грех — то, после чего остается нечистая совесть.

Грех проистекает из непонимания самой его сущности. Одни говорят, будто, чтобы согрешить, необходимы двое. Это глупо, даже если учесть ту совершенно особую область, которая имеется в виду. Другие говорят, будто не грешит тот, кто спит. Это уж совсем чушь.

У меня нет никаких явных пороков.

Грех — это нечто внутреннее, древо познания, растущее в человеке. Сама наша жизнь — грех; весь ход жизни и последствия того, что в ней происходит. Как бы ты ни ловчил в этой проклятой игре, можешь быть уверен: рано или поздно черт все равно вылезет наружу.

Вникни в чей-нибудь тяжкий грех, и, если у тебя хватит ума, ты найдешь ему единственно возможное место в общей связи и поймешь, каким должен быть тот, кто его совершил.

Темная сторона моей жизни. Порой мне кажется, что все началось однажды вечером в Йорстаде, когда я был еще ребенком.

Правда о том, что случилось во мраке, все, что пугает меня, — когда, собственно, это началось? Как ни странно, но решительно все случившееся можно считать началом, если учесть мое нынешнее состояние и то, как я теперь представляю себе все события.

Поэтому в моих записях нет хронологии в строгом смысле слова. Не думай, я не хочу мистифицировать тебя. Иногда, когда пишу, я чувствую себя несчастным, оттого что реальность вдруг отступает. Я пытаюсь проникнуть в мрак. Мне хочется, чтобы все было ясно и понятно, но реальность отступает. Я пытаюсь анализировать предмет, однако он так чувствителен к свету, что стоит мне направить на него луч прожектора, как он сразу меняется. Вот я и ощупываю его руками, не вынося на свет.

Помнишь, я писал о человеке, который совершал все новые и новые преступления, стараясь прикрыть то, чего никогда не делал?


Однажды вечером мои родители куда-то ушли. Обычно они всегда сидели дома. Кроме меня, детей в семье еще не было.

Стемнело, а они все не возвращались. Я не осмелился ждать их в доме и вышел во двор. Темнота сгущалась, я выбежал на дорогу. Стало совсем темно, и я заполз в канаву. Мягко ступая, пришел тролль, он долго обнюхивал место, где я лежал, но меня не нашел. Когда на дороге показались отец и мать, со мной что-то случилось, только не знаю что, и уже никогда не узнаю.


Чтобы правдиво написать о прошлом, необходимо вспомнить, каким в то время был ты сам. Первый раз я попал в кино в 1908 или 1909 году, и фильм, который я видел, сохранился в моей памяти столь же технически совершенным, как и фильмы сорокового года. Я знаю, что это не так. Увидев однажды один из тех старых фильмов, я чуть не умер от смеха.

Я был тогда молод, требования были невысокие, фильм — новый. Кому какое дело, что тридцать человек видели, как совершилось загадочное убийство, и сыщику достаточно только расспросить свидетелей, — это все мелочи. В одном старом военном фильме я видел строй полуодетых солдат; вытянувшись по стойке «смирно», они отдавали честь своему командиру: было ясно, что ни режиссер, ни оператор, ни участники этой сцены никогда не служили в армии и не нашли нужным посоветоваться с кем-нибудь, кто служил. Все было неважно по сравнению с тем чудом, каким были сами по себе эти живые картины.

Но дело не только в этом. Ведь и молоденьких девушек девятисотых годов мы представляем себе сейчас в современных платьях и очень удивляемся, увидев вдруг их фотографии. Но поцелуй имел тот же вкус, шея — ту же линию и бедра — тот же жаркий изгиб. Наши матери тоже были женщинами.

Что человек видит и чувствует на самом деле, а что ему потом кажется, будто он видел и чувствовал?

Сегодня я прочел в газете про сильный ураган — волны были высотой с небоскреб, я тут же раскрыл справочник и убедился, что не было зарегистрировано морских волн выше семи метров. У моего отца был козел с метровыми рогами, теперь-то я подозреваю, что я сам был очень мал, а рога — значительно короче.

Перейти на страницу:

Все книги серии Зарубежный роман XX века

Равнодушные
Равнодушные

«Равнодушные» — первый роман крупнейшего итальянского прозаика Альберто Моравиа. В этой книге ярко проявились особенности Моравиа-романиста: тонкий психологизм, безжалостная критика буржуазного общества. Герои книги — представители римского «высшего общества» эпохи становления фашизма, тяжело переживающие свое одиночество и пустоту существования.Италия, двадцатые годы XX в.Три дня из жизни пятерых людей: немолодой дамы, Мариаграции, хозяйки приходящей в упадок виллы, ее детей, Микеле и Карлы, Лео, давнего любовника Мариаграции, Лизы, ее приятельницы. Разговоры, свидания, мысли…Перевод с итальянского Льва Вершинина.По книге снят фильм: Италия — Франция, 1964 г. Режиссер: Франческо Мазелли.В ролях: Клаудия Кардинале (Карла), Род Стайгер (Лео), Шелли Уинтерс (Лиза), Томас Милан (Майкл), Полетт Годдар (Марияграция).

Альберто Моравиа , Злата Михайловна Потапова , Константин Михайлович Станюкович

Проза / Классическая проза / Русская классическая проза

Похожие книги

Люди августа
Люди августа

1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…

Сергей Сергеевич Лебедев

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Обитель
Обитель

Захар Прилепин — прозаик, публицист, музыкант, обладатель премий «Национальный бестселлер», «СуперНацБест» и «Ясная Поляна»… Известность ему принесли романы «Патологии» (о войне в Чечне) и «Санькя»(о молодых нацболах), «пацанские» рассказы — «Грех» и «Ботинки, полные горячей водкой». В новом романе «Обитель» писатель обращается к другому времени и другому опыту.Соловки, конец двадцатых годов. Широкое полотно босховского размаха, с десятками персонажей, с отчетливыми следами прошлого и отблесками гроз будущего — и целая жизнь, уместившаяся в одну осень. Молодой человек двадцати семи лет от роду, оказавшийся в лагере. Величественная природа — и клубок человеческих судеб, где невозможно отличить палачей от жертв. Трагическая история одной любви — и история всей страны с ее болью, кровью, ненавистью, отраженная в Соловецком острове, как в зеркале.

Захар Прилепин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Роман / Современная проза