Былое и книги

«Масштабы Петербурга впечатляли всех авторов. Мировой мегаполис Петербург был “новым миром” для такого человека, который прежде бывал только в маленьких столицах скандинавских стран, писал корреспондент Туркуской газеты. Одна только Нева представлялась могущественной рекой, подобных которой в европейских городах не встречалось. Здание Главного штаба представлялось самым монументальным в мире. Огромные мосты, Зимний дворец, Исаакиевский собор, разумеется, производили впечатление на туристов. Инженерный замок, собор Петропавловской крепости, Летний сад, Казанский собор и другие достопримечательности описывались в газетах с удивительным постоянством. Масштабы зданий и сооружений поражали. Даже жилые дома Петербурга были столь огромны, что в одном таком, казалось, могло проживать целиком все население маленького финского городка.

К Невскому проспекту просматривалось особое отношение: “Кто бы уже ребенком не старался себе представить эту улицу 1001 ночи?” – задавал риторический вопрос один из авторов газеты города Турку. Огромное удовольствие можно было получить только лишь от одних наблюдений за жизнью улиц. Само собой разумеется, здесь было постоянное интенсивное движение во всем его разнообразии. Пестрота поражала – роскошные ландо лиц, явно принадлежавших к высшему свету, соседствовали с крестьянскими таратайками и телегами. Район Садовой – Невского носил именно европейскую печать, но в то же время в магазинах можно было купить как изделия, соответствующие самой последней парижской моде, так и простые русские продукты.

Невиданная пестрота была и в петербургском трактире. Здесь сидели бок о бок мужики в тряпье и обносках, чиновники в потрепанных мундирах, читавшие газеты, бабы с детьми брали суп, купцы пили чай, а “святые отцы” – попы налегали на водку. Иногда начинали петь, потом дрались, но вскоре мирились и целовались. Удивило автора и то, что никто другому не мешал, и не было “такого грубого дебоша, как у нас”.

Посещавшие Петербург знали, что численность населения столицы империи составляет 1 млн, что есть половина всего населения Финляндии. Тень величественности Санкт-Петербурга казалась угрожающей. В 1883 году, еще до обострения антифинской полемики в русской прессе, обозреватель газеты “Hämäläinen” писал следующее: “Купол храма блестит чистым золотом. Золото, золото, везде только чистое золото! Если вспомнить, что Москва еще более богата, чем Петербург, если вспомнить, какие безграничные богатства лежат в недрах России, во многочисленных ее монастырях, ее огромных заводах и ее плодородных землях, когда еще увидишь ее бесконечные казармы и доблестные полки, нельзя не удивиться тому могуществу, которым обладает Россия”.

Но, продолжает автор, если хочется радоваться этим огромным богатствам и этой удивительной красоте, что сотворили здесь прилежность и ум человека, надо все-таки сказать, что у финна, который понял огромную силу России, болит сердце, и он должен поневоле стонать: “Эх, ты, девица Финляндия, сейчас ты в руках такого жениха, который и хочет и может обнять тебя до смерти!” Что у России были такие намерения, автор понял по материалам русских газет. Они же об этом писали почти ежедневно. Правда, у Финляндии была своя конституция, и слово императора было еще свято. Но все может измениться, и Россия ведь уже не та, какой была еще несколько десятилетий назад».

Изменения, как известно, произошли, и притом гораздо более ужасные, чем могли предполагать самые мрачные пессимисты. И кто был их инициатором – все те же газеты, представлявшие ничтожную, но крикливую часть русского общества. Я хотел было попросить прощения за длину следующего отрывка, но он настолько интересен, что, пожалуй, имеет смысл вместо этого требовать признательности.

«Общественный порядок Петербурга восхвалялся многими обозревателями. Когда великий князь Павел и принцесса Греции венчались, огромные массы людей на Невском проспекте вели себя очень добропорядочно. Полицейские и жандармы были вежливы и корректны со всеми, но особое впечатление производила на обозревателя “Hufvudstadsbladet” общая воспитанность питерской публики. Все были взаимно вежливы друг с другом, извинялись, когда надо было, дурного слова не было слышно совсем. Действительно, питерская публика могла в этом отношении быть образцом для всех западноевропейских народов! Отличный порядок заметил и корреспондент “Ilmarinen” в 1883 году.

В 1883 году обозреватель “Hufvudstadsbladet” всячески хвалил зимние улицы Петербурга и сравнивал их с улицами Хельсинки. Петербург был во всех отношениях лучше. В Питере не было высоких снежных заносов на улице – их убирали многочисленные рабочие. Тротуары в Петербурге были не скользкими, как в Хельсинки. Снег размораживали кипящей водой и потом посыпали песком. Конки в Петербурге были чистые и уютные, а зимой, когда было холодно, на Невском проспекте разводили многочисленные костры, у которых люди могли погреться. Новинкой были прозрачные, многоцветные рекламные колонны, которые освещались изнутри газом.