Вообще у читателя финских газет могло сложиться впечатление, что все, что касалось работы городских служб, в Хельсинки организовано плохо, а в Петербурге хорошо. Это касалось даже больниц, как писал корреспондент “Folkvännen”. Больницу для финнов было найти совсем несложно, и, кстати, в Питере можно было всегда спросить дорогу. Жители российской столицы всегда охотно и вежливо помогали и, в отличие от шведов и финнов, никогда не смеялись над странным произношением иностранца. В Финляндии люди часто боялись больницы. В Петербурге это было излишне, в больнице можно было получить уход и пищу лучше, чем дома.
Визит в больницу Марии Магдалины около Тучкова моста на Васильевском острове поражал. “Порядок, чистота, уют владеют везде”. Пациент получает мясо, белый хлеб, бульон и молоко, сколько хочет. Только бы поменьше народа в комнате. Корреспондент попробовал бульон: “Действительно, вкусно!” В таких розовых красках описывал Петербург корреспондент народной просветительной газеты “Folkvännen”. Правда, в той же статье он заметил, что петербуржцы могут заставить неопытную “чухну” за всякие услуги платить больше, чем было бы нормально.
В Петербурге даже тюрьмы были образцовые. Пища была там хорошая, лучше, чем у многих дома. Финских арестантов в Петербурге было в среднем 74 человека в год. У них было богослужение каждую вторую неделю на финском языке.
В Петербурге даже дрались упорядоченно. В Кронштадте Масленица в 1869 году кончилась массовым побоищем, в котором участвовало несколько тысяч солдат. Но грабежей не было, и вообще посторонних не вмешивали.
Положительной была и общая картина петербургского чиновничества, в 1870 году “Hufvudstadsbladet” особо благодарил хорошее поведение русских чиновников при таможенном осмотре выставочных экспонатов.
Иногда все-таки находились и поводы для упреков. Так, например, в 1887 году корреспондент “Uusi Suometar” жаловался на бюрократизм таможенников, которые держали финнов часами в таможнях Кронштадта по каким-то мелочным причинам.
…Корреспондент “Hämäläinen”, который в 1883 году был поражен огромными ресурсами и богатством России, считал тоже, что русский человек “по своей природе более подвижный и более умный и находчивый, чем финн. Покуда Матти сделает один поворот, Иван уже десять раз посадит его в мешок. Иван работает более быстро и справится с меньшим харчем. Если еще добавить сюда коварную натуру, можно увидеть, что финн не может устоять в борьбе с ним”.
Русские с удовольствием помогают финнам против шведов, но более близкое сожительство с русскими означает “гибель финской расы”, считал автор, которому цензура не помешала писать такие политически довольно неделикатные вещи.
Корреспондент либеральной газеты “Helsingfors Dagblad” описывал русских как добродушных, мирных и порядочных людей. Даже в трактирах они вели себя спокойно и без шума. Этому, наверное, содействовало то, что они пили в огромном количестве чай, который, кстати, очень вкусный. Один корреспондент был шведом из Швеции, и он сравнивал все виденное со своей родиной. Его очень поразил свободный, но тем самый очаровательный стиль общения. В Швеции люди все время занимали себя вопросами “Что можно?” и “Что нельзя?”. В России человек был самим собой, но в то же время не менее “comme il faut”. В каком-то особом смысле Россия была “одна из самых демократических стран мира”, констатировал шведский корреспондент. Сангвинизм русского характера выражался в театрах бурными аплодисментами, которые финскому гостю казались чрезмерными. Русский темперамент можно было видеть и на улице: оскорбленный драматург нападал на журналиста на Невском проспекте, и они начали фехтовать на тросточках, пока полицейский не отправил их в участок. Автор считал, что случай очень характерен для Петербурга и мог произойти только там.
В общем, русский человек имел настоящую “широкую натуру”. По крайней мере, так в фельетоне хельсинкской газеты описывался русский приятель автора статьи. Его звали Клим Климыч или дядя Клим. Он был чиновником, но автору не было понятно, чем он занимался. Он “служил”, и это, по-видимому, не значило, что он работал. Когда он хотел проводить финского друга в Петергоф, он взял себе пару выходных дней, закончив некоторое количество своих дел досрочно, очевидно, что он их не читал или читал очень поверхностно. Клим Климыч был очень спокойный человек, которому совсем не мешал тот факт, что леса вокруг Петербурга горели. Если горит, значит, так и надо!
Финны тоже были поражены той близостью, которая в Петербурге была между классами общества. Корреспондент газеты “Sanomia Turusta” писал в 1879 году, что в Петербурге были знатные люди и люди высшего класса, но разницу между сословиями здесь “не учитывают так, как в Финляндии”. Это “можно было видеть везде”. Это было видно и в том, что полковник мог в ресторане позволить себе шутить с официантом.