Былое и книги

А Лилит? Ведь ему, в сравнении с кем был маленьким и Великий океан, требовалась любимая, которая не уместилась бы в крохотное небо, а Лиля вроде бы вполне умещалась в ванну и в «автомобильчик», и чтобы «предохранители спереди и сзади, добавочный прожектор сбоку, электрическая прочищалка для переднего стекла, фонарик сзади с надписью stop, стрелки электрические, показывающие, куда поворачивает машина, теплую попонку, чтобы не замерзла вода», а в придачу вязаный костюм темно-синий (не через голову), шерстяной шарф и джемпер (носить с галстуком), чулки очень тонкие и не слишком светлые, синий и красный люстрин, два забавных шерстяных платья из красной материи, бусы (если еще носят, то голубые), перчатки, очень модные мелочи, носовые платки, духов побольше и разных, две кор. пудры «Arax», карандаши для глаз «Brun» и «Houbigant»…

При всей ненависти к быту, неукоснительному «мементо мори», напоминающему всем, всем, всем, как мы малы и материальны, Маяковский за границей трудился идеальным снабженцем, да еще и лез из кожи вон, чтоб раздобыть денег, хотя он замолачивал строчками больше рабочего раз в тринадцать (и не беда, что число несчастливое). Чем же она его брала? Ведь во всех своих многочисленных романах он стремился брать сам – не деньгами, разумеется, преданностью, и тоже в лошадиных дозах, не прощая ни малейшего уклонения: «ненасытный вор» в его душе требовал все новых и новых подтверждений его значимости, что было неизбежной расплатой за претензии на недоступную смертным грандиозность. Именно мучительное чувство несоответствия своему замаху делало его столь зависимым от чужих мнений; он боролся с позорной слабостью показной хамоватостью, и все равно его тяжко ранили самые обыденные унижения в издательствах, кои для того и созданы, чтобы авторы не воображали себя величием равными Богу. А вот Лиля не напоказ, но на деле была безразлична к людскому суду. Маяковский мог крыть людей последними словами, однако тут же признавался, что готов отдать и самое свое бессмертие за слово ласковое, человечье, а Лиля совершенно не нуждалась ни в чьих словах, исключая тех счастливцев, кого она выберет сама. Поэтому и привязанность к Лиличке была для него наркотической зависимостью, утишавшей другую зависимость – уже не от мироздания, а от мира: она эффектно демонстрировала, что не нужно никому ничего доказывать – пусть доказывают тебе.

Пожалуй, «Ставка – жизнь» более крупный вклад не в маяковско-, а в бриковедение. Но лучший портрет Лили Брик я нашел в документально-художественной книге Елены Колиной «Не без вранья» (М., 2010). Лиля, оказывается, и после смерти способна терзать сердца, только теперь уже девочек, не знающих, делать жизнь с кого: «Мы живем втроем. Я, бабуля и Лиля. Я хорошая девочка, а Лиля плохая. Иногда бабуля любовно называет Лилю “эта дрянь” или просто “эта…” и дальше какое-нибудь слово из тех, что мне нельзя говорить. Она думает, что я не понимаю, – несмотря на плохое слово, она тайком любуется Лилей!

Почему плохих любят больше?! Меня бабуля снисходительно любит на втором месте, – как будто я идиот, и что же делать, если он уже есть, приходится его, такого неудачного, тоже любить… Когда на бабулю находит приступ нежности ко мне, она жалостливо смотрит на меня и говорит: “Бери пример с Лили, а то так и будешь трусить по обочине жизни”. Какое обидное слово – “трусить”! Кто вообще трусит – лошадь, пони? И опять эта Лиля, всегда Лиля! Бабуля воспитывала меня как хорошую девочку, а требует, чтобы я вела себя как плохая. Потому что плохие девочки счастливей?.. По-моему, это называется парадокс или просто нечестно!

Мы с Лилей во всем противоположны.

На Лилю никто никогда не повысил голос. С ней это нельзя. А на меня бабуля кричит. Значит ли это, что на меня все всегда будут кричать, потому что со мной это можно?.. Но я не хуже, не хуже! И я не собираюсь трусить по обочине!

Я невинное дитя (шутка, на самом деле я не дитя, но правда невинная). А Лиля потеряла невинность (если Лиля когда-нибудь была невинна, в чем я лично сомневаюсь, ха-ха) в пятнадцать лет. Что же, бабуля хочет, чтобы я тоже… в пятнадцать лет?! Прямо сейчас, через два года? Это же просто невозможно!!!

Вчера бабуля задала мне вопрос: “Ты нравишься мужчинам?” “Каким мужчинам?” – удивилась я. “Мужчинам из твоего класса”, – уточнила бабуля.

Я фыркнула, – видела бы она этих “мужчин”, а бабуля строго сказала: “Неважно, какие они, важно, какая ты. Ты либо всегда женщина, либо всегда нет. Вот Лиля всегда женщина”. Лиля хочет нравиться всем: мужчинам, старикам, детям. А мне все равно, нравлюсь ли я тем, кто мне безразличен. Я безразлична к ним, а они ко мне.

Мне, получается, должно быть стыдно – стыдно не иметь романов, поклонников, любовников, стыдно, что вокруг меня не кружится вихрь страстей… Ну, у меня еще все будет, и даже столько же поклонников будет, и даже больше! Лиля – некрасивая, а я красивая!