Примерно так и получилось – суд народов быстро перешел в грызню народов. Противостояние вчерашних союзников потребовало поисков новых союзников среди вчерашних врагов. И ничего иного не может быть в политике, где сталкиваются интересы и силы настолько могущественные, что голос идеалиста, не умирающего, я думаю, в душе даже последнего циника, неизбежно становится тоньше писка. Зато одиночки, на чьих плечах не лежит ответственность за государственное выживание, могут себе позволить продолжать борьбу даже тогда, когда государство решило ее притормозить. Одним из таких одиночек и сделался легендарный «охотник за нацистами» Симон Визенталь, чья фундаментальная биография вышла в 2014 году в московском издательстве «Текст». Автор книги, известный израильский историк и журналист Том Сегев, использовал тысячи документов из частных источников, а также из архивов американских, израильских, немецких и польских спецслужб.
Биография носит подзаголовок «Жизнь и легенды», и, как всегда, обнаруживается, что полностью их разделить практически невозможно. Общественное мнение требует именно воодушевляющих легенд, и Визенталь – трудно даже сказать, всегда ли сознательно, – щедро угощал его эффектными сказками. Визенталь сумел вовлечь немало крупных имен в обсуждение мармеладной истории о том, как его, узника гетто, тайно позвал к своему смертному одру умирающий эсэсовец и попросил простить за участие в убийстве евреев, и весь мир обсуждал, должен ли он был прощать или не должен. И сколько бы потом люди, знавшие дело, ни доказывали, что такого быть не могло, сказка не воробей, выпустишь – не поймаешь. Менее философичной, но более мелодраматичной была история о том, как после войны в случайной куче молитвенников молодой раввин тоже случайно нашел призыв своей родной сестры не забывать его (разумеется, он побелел как мел и рухнул на пол). Самого же Визенталя нацисты уже привели на расстрел, но перед рвом палачи-украинцы услышали благовест – и помиловали его. В другой, но ему же принадлежащей версии его помиловали по случаю дня рождения Гитлера (менее романтичный свидетель рассказал, что нацисты расстреляли пятьдесят четыре еврея по случаю пятидесятичетырехлетия фюрера).
Автор политического триллера Форсайт сделал героем откровенно вымышленного романа тоже Визенталя. «Так биография последнего стала частью постмодернистской культуры, в которой размыты границы между реальностью и воображением, историей и индустрией развлечений, религией и культом звезд».
Когда же за Визенталя взялся Голливуд (актер, исполняющий его роль, бежит за поездом, увозящим на смерть его мать, хотя в реальности его тут же застрелила бы охрана), он и вовсе сделался звездой мирового уровня. Что принесло новые успехи его делу – именно слава помогала ему оказывать давление на правительства, не желающие наживать себе лишнюю головную боль, связанную с поиском и судом военных преступников, среди которых было много людей с ценным опытом и связями. Тем более что с началом «холодной войны» все они сделались жертвами коммунистического режима: объединение нацизма и коммунизма под общим клеймом «тоталитаризм» оказалось чрезвычайно удобным для нацистов.
Известно, что главный нацистский диверсант Отто Скорцени под кличкой Эйбл после войны занимался в США подготовкой агентов-парашютистов, но Сегев утверждает, что в конце концов Скорцени стал работать и на Израиль, представитель которого убедительно попросил Визенталя вычеркнуть столь ценного сотрудника из своего списка разыскиваемых преступников. Суд народов, как и положено политическому суду, оказался куда сговорчивее памяти одиночек.
Ну а «провинившиеся» народы и вовсе не желали слишком уж долго засиживаться на скамье подсудимых. Из реальных убийц не покаялся практически никто, а символическое коленопреклонение перед памятником погибшим варшавским евреям немецкого канцлера, лично ни сном ни духом не повинного в убийствах евреев, было воспринято как окончательное списание коллективного греха. На коленях постоял? Постоял. Нобелевскую премию мира получил? Получил. Ну так и хватит об этом.
В Австрии же, где жил Визенталь, была популярна и вовсе непробиваемая отмазка: они сами были первыми жертвами Гитлера, и неважно, сколько народу его приветствовало, сколько служило в СС…
Впрочем, если не может быть коллективной вины, то не может быть и коллективного покаяния. Его и не было. Стыдиться чужих грехов («мне стыдно за вас!») всегда имеется много охотников, но стыдиться грехов собственных никто не желает и никогда не желал. Тем более страдать за них. А Визенталь, с документами в руках неустанно требовавший не только ритуальных жестов покаяния, но также арестов и судов, нажил множество влиятельных врагов среди истеблишмента «покаявшихся» немцев и австрийцев. Ну а какие-то простые ребята по-простому, по-фашистскому однажды подложили ему под дверь кастрюлю со взрывчаткой.
Однако Визенталь и на этот раз уцелел.