Былое, нынешнее, грядущее

Златоцвета пошевелила пальцами, ступнями, чуть разогнула колени. Жизнь поднималась по ногам всё выше и выше, наполняла их понемногу силой, и ей уже не терпелось поскорее попробовать встать с кресла... Златоцвета рванулась, приподнялась, упираясь руками в подлокотники, но через миг рухнула обратно.

– Ничего себе! Ты уже почти встала, ладушка! – воскликнула Лесияра с ласковыми лучиками в уголках глаз.

– Да, почти, – пропыхтела та, переводя дух: от чересчур рьяного усилия плечи отозвались жжением, в голове зазвенело, а сердце застучало, будто стараясь пробить рёбра. – Но ещё не совсем...

– Ничего, моя родная, скоро встанешь, – улыбнулась княгиня. – Но сил у тебя уже явно прибавилось.

– Да, прыткая я стала, – с глуховатым, отдувающимся смешком отозвалась Златоцвета.

В спине свобода движений тоже возросла, исчезла та болезненная скованность, от которой у Златоцветы совсем недавно вырвался вскрик, когда княжеские дружинницы пытались её поднять. Останься эта боль с нею, так рвануться с кресла у неё точно не вышло бы.

Матушка уже накрыла на стол, выставив «гостевой» набор блюд. Конечно, по сравнению с вчерашним изобилием он выглядел более чем скромно, и в глазах Кручинки Негославны читалось беспокойство: каким найдёт государыня нынешнее угощение? А ещё – некоторое облегчение: сегодня княгиня пришла без своих прожорливых дружинниц.

– Благодарствую за угощение, матушка Кручинка, – поклонилась Лесияра.

За столом только и было разговоров, что об успехах Златоцветы и об улучшении её состояния. Кратко коснулись они в беседе и кое-каких свадебных вопросов; батюшка заметно напрягся, когда речь зашла о приданом.

– Боюсь, оно не будет слишком богатым, – сдавленно кашлянув, молвил он.

«Скорее уж, никаким не будет», – мысленно дополнила Златоцвета, затаив вздох.

– Пусть это тебя не беспокоит, Драгута Иславич, – мягко ответила княгиня и улыбнулась своей невесте. – Самое главное сокровище – вот оно, рядом сидит. – И со смешком добавила: – И из кресла своего уже чуть ли не выпрыгивает!

После обеда Златоцвета попросила суженую снова ненадолго взять её в Белые горы, на тот цветущий луг, где они вчера были. Ей хотелось опять ощутить босыми ногами солнечно-тёплую землю и вдохнуть запах полевых трав, окунуться в песню кузнечиков и поклониться седым вершинам вдалеке. Лесияра исполнила её просьбу с ласковой готовностью, и они очутились на том же самом месте, где Златоцвета вчера плела венок. Вон и трава примятая виднелась: тут они сидели с княгиней...

– Как же хорошо здесь! – вздохнув полной грудью, воскликнула девушка. – Дивно хорошо... Я уже люблю Белогорскую землю!

– И она ответит тебе целительной любовью, – сказала Лесияра, снова превращаясь в живую опору для сидящей невесты.

И опять время потекло в блаженстве и наслаждении единением душ и сердец. Делала княгиня и маленькие чувственные намёки, то щекоча шею Златоцветы сорванной былинкой, то касаясь ушка горячим дыханием; то и дело их уста сливались в поцелуях, один слаще и нежнее другого. Кошачья гибкость снова просыпалась в Златоцвете, и она дивилась этой своей новой стороне, раскрывшейся только сейчас, в объятиях избранницы.

– Когда я про Мыслимиру разузнавала, мне и про вашу семью кое-что стало известно, – сказала Лесияра. – Твои родители изо всех сил стараются скрыть ваше бедственное положение, но смысла в этом нет: достаточно расспросить соседей.

– Когда-то у батюшки дела шли хорошо, и мы жили сыто и богато, – проронила Златоцвета, ощутив лопатками лёгкий холодок неловкости. – Но потом один лихой человек вогнал его в убытки, и батюшка, гоняясь за ним, потерял ещё больше. Перестали ладиться дела, батюшка погряз в долгах, с коими мы до сих пор расплатиться не можем.

– А вышиваешь ты, чтобы добыть пропитание, моя милая рукодельница, – грустно вздохнула правительница женщин-кошек, прижимая к губам шершавые от работы иглой пальцы невесты. – И всё равно стол ваш почти пуст, и встречать гостей вам обременительно – ведь их кормить надо... И глаза у вас всех голодные, а особенно у тебя, моя яблонька. Я не могу этого так оставить, так не должно быть и не будет!

Горько-солёный ком встал в горле Златоцветы, глаза отчаянно защипало от вскипающих слёз, и она отвернулась, заслоняясь рукавом. Лесияра ласково тормошила её, поворачивая её лицо к себе и покрывая его быстрыми поцелуями.

– Ну-ну... Ладушка, нет в этом ничего постыдного, и дело это поправимое. Надо полагать, что родители твои – люди гордые и помощь принимать не любят, но коль уж тебе суждено стать моей супругой, то покинуть твою семью в беде я не могу: теперь вы и моя семья тоже. Я подумаю, как вашей беде помочь, а ты ни о чём не тревожься. Вот только чтобы скорее выздороветь и на ноги встать, тебе как следует кушать надобно... Ну ничего, я и об этом позабочусь.