Былое, нынешнее, грядущее

– Больно оно мне надо, – только и отвечала Невзора, пренебрежительно фыркнув.

Это матушкино «замуж» изрядно набило ей оскомину. Ну, что она могла поделать? Не прельщала её эта доля... Гораздо больше любила Невзора бродить по лесу, выслеживать зверей и ловить птиц. Как будто жило в ней самой что-то хищное и дикое – какой-то внутренний зверь. И зверя этого Невзора определила бы как волка.

Лада дремала в её объятиях, а она не могла надышаться, налюбоваться. Было в этом чувстве что-то жадное, собственническое, яростное: от всех бед защитить, от всех людей укрыть, никому сестру не отдавать, ни с кем ею не делиться. И сестрица льнула к ней сызмальства – не судила, не упрекала, любила как есть. На эту чистую, светлую привязанность Невзора отвечала горячей, преданной волчьей страстью – возможно, чрезмерной, но она ничего не могла с собой поделать.

– Отчего ты так пристально смотришь на меня, Невзорушка? – пробудившись от сладкой солнечно-лесной дрёмы, спросила Лада. – Даже страшновато...

– Ничего, ничего, моя голубка. – Прикрыв веки, Невзора принялась по-звериному обнюхивать сестрёнку – её длинную шею, покрытые нежным пушком щёки, густой шёлк волос. – Спи, Ладушка, спи, ни о чём не думай, ничего не бойся. Пока я рядом, никто тебя не посмеет обидеть.

– Невзорушка... Ты – моя родная... Самая-самая, – промурлыкала Лада, снова погружаясь в сон.

Проспала она, впрочем, недолго – судя по передвижению тени от дерева, не более часа. Пробудившись, Лада сладко потянулась и сказала:

– Что-нибудь скушать бы...

– Сейчас, голубка, – тут же отозвалась Невзора.

В её сумке был припасён кусок пирога, а воду она всегда носила с собой в баклажке. Разрезав пирог на две части – себе поменьше, сестре побольше, Невзора не спешила вкушать свою долю – с лучиками ласковой усмешки любовалась, как Лада насыщается. Ела сестрёнка медленно, без жадности, отщипывая по крошке, как пташка, всё больше по сторонам глазела и щурилась от солнечного света, точно рада была хотя бы тому, что просто живёт на свете и дышит сейчас лесным воздухом. Всё на свете для неё Невзора сделала бы – всё, о чём бы Лада ни попросила. Луну бы с неба достала!.. Вот только просьбы сестрицы были редки и очень скромны.

А погода между тем начала портиться: набежали тучи, ветер зашумел сильно и тревожно, сумрачным стал лес и неприветливым... Лада опасливо жалась к сестре:

– Ох, ненастье нас застигло... Вымокнем до нитки!

– Не бойся, не вымокнем. – Невзора, быстро собирая остатки трапезы, спокойно оценивала время до дождя; по всему выходило, что успеют они добраться до укрытия. – Тут неподалёку зимовье есть, там и переждём.

Лесные домики встречались часто, каждые три-четыре версты, а уж шалашей понастроено – не счесть. Любил Островид охоту и держал целое ведомство по лесному хозяйству; оно-то и заботилось о том, чтобы в угодьях было достаточно укрытий на случай непогоды и просто для отдыха. Пришедшие в негодность шалаши заменяли новыми, а в домиках всегда имелся пополняемый запас дров, питьевой воды и кое-какой лёжкой снеди: крупы, сухарей, овощей и ягод сушёных, солонины, вяленого мяса и рыбы, орехов. Одним словом, дело было поставлено самым тщательным образом, и ведомственные люди ели свой хлеб не зря.

Сёстры успели как раз вовремя: едва они переступили порог домика, как хлынул ливень. Ох и захлестал он, заполоскал! Могучие потоки воды обрушивались на лес серебристой завесой, струились ручьями по окнам. Невзора досадливо хмурилась: без сомнения, водица земле нужна для плодородия, вот только грязь чавкала под ногами после дождя, да и следы все смывались – ничего не разберёшь потом. Впрочем, это касалось только старых следов, а свежие отпечатывались ещё лучше.

– Зябко, – поёжилась Лада.

– Сейчас затопим. – И Невзора захлопотала у печки.

Дров было вдоволь – ольховых, берёзовых и сосновых, а на растопку пошёл вишнёвый хворост, коего нашлась целая вязанка. Берёза давала жар, а сосна плакала смолой и щёлкала, распространяя горьковатый хвойный дух. Хорошо разгорелось пламя, трещало и гудело, плясали рыжие языки и отбрасывали тёплое сияние на лицо Лады, которая протянула руки к открытой топке. В крошечные мутные оконца проникало мало света, да и сумеречно стало снаружи из-за непогоды. В домике царил густой полумрак, в котором жарко горел печной огонь.

– Днём – как ночью, – тихонько проронила Лада.

Она тяготела к свету, а мрак её пугал и делал молчаливой, даже отблески пламени плясали в её задумчивых больших глазах как-то тревожно. А Невзора любила тьму: она будила в ней что-то звериное, клыкастое, жаждущее охоты. И крови... Тёплой, толчками вырывающейся из раны. Невзора даже пила её порой, и ей она казалась вкусной.

– Ничего, – сказала она, обнимая сестрицу за плечи ласково-защитным движением. – Ненастье не будет вечным, уйдёт, никуда не денется. Проглянет и солнышко...