Надо иметь силы никогда не изменять самому себе, чтобы в суете и неразберихе переезда, в гостиничном номере, стены которого никогда не знали книжных полок, держать под рукой томик любимых стихов. Пусть глубокой ночью, после изнурительно долгого дня — а завтрашний, быть может, будет еще труднее — не торопясь открыть, скажем, Беранже, прочесть несколько строк… Такие знакомые, а всякий раз наполняются иным смыслом:
…Когда идешь летним днем по кремлевской стене вдоль Москвы-реки, нагретые солнцем грозди рябины касаются лица. Осенью кружится пожухлый лист, укрывая вздрагивающим узором стену, а чуть потянул ветерок — и изменился узор; вдруг зашуршал, заговорил лист и поднялся, понесся вдоль стены… Зимой нещадно метет поземка. В сугробах Тайницкий сад, и одногорбые сугробы натягивает ветер у подножий башен. Здесь ничто не меняется, все остается таким же, как было десять, сто и двести лет назад…
12 марта 1918 года, поднявшись на стены Кремля, Ленин видел Москву-реку, схваченную льдом, и дома, что и сегодня теснятся на другом ее берегу. Думал ли он в тот день, что ждет в ближайшем будущем этот город, москвичей, да и его самого? Не мог не думать…
В кремлевском кабинете Владимира Ильича хранится объемистая книга — «Красная Москва (1917–1920)». На форзаце надпись: «Владимиру Ильичу Ульянову (Ленину) от Московского Совета Р. К. и К. Д.». Книга эта — в декабре 1920 года ее раздавали делегатам VIII съезда Советов — содержит цифры и факты. В городе жили в те времена два миллиона человек. А в главе «Чем занимается Москва» говорилось, что в 1918 году было зарегистрировано 262 443 безработных — каждый седьмой москвич. Другая глава — «Питание московского населения, по данным специальных обследований 1918–1920 годов». Все это время москвичи получали продуктов на 30 процентов меньше допустимой нормы, и в самые лучшие дни рабочим выдавали фунт хлеба, а остальным — три четверти фунта.
Сохранилось удостоверение, выданное Ленину в январе 1919 года Управлением делами Совета Народных Комиссаров в том, «что Председатель СНК Владимир Ильич Ульянов (Ленин) занимается умственным трудом неограниченное число часов, ввиду чего он имеет право пользоваться продовольственной и хлебной карточкой первой категории».
Еще одна глава книги — «Рост цен и спекуляция». В ней говорится, что цены росли подобно снежной лавине. С 1914 по 1920 год они увеличились: на пшено — в 15 тысяч раз, на ржаной хлеб — в 16 тысяч, на картофель — в 21 тысячу, на сахар — в 28 333 раза, на соль — в 125 тысяч раз.
Но в то же время, полное бед и лишений, московские рабочие вышли на свой первый субботник. И Ленин писал: «Если в голодной Москве летом 1919 года голодные рабочие, пережившие тяжелых четыре года империалистической войны, затем полтора года еще более тяжелой гражданской войны, смогли начать это великое дело, то каково будет развитие дальше…» Вопрос, обращенный к нам…
Вспоминая о первом московском дне Ленина — самом первом, когда все еще было впереди, Бонч-Бруевич писал: «Владимир Ильич внимательно и с видимым удовольствием рассматривал старинный город, в котором он давно не бывал и в котором суждено было ему не только создавать рабочее государство, но и быть тяжело раненным, тяжко, неизлечимо заболеть, умереть здесь, поблизости от Москвы, и быть похороненным на ее исторической Красной площади, у стен седого Кремля».
…Чем ближе к угловой Москворецкой башне, тем лучше виден флаг над куполом Свердловского зала.
«Всем Совдепам, городским, уездным и губернским и всем, всем, всем: в понедельник И марта Правительство отбыло в Москву. Всю почту, телеграммы и прочее присылать в Москву Совету Народных Комиссаров», — передавали московские телеграфисты двенадцатого марта восемнадцатого года. Это был первый документ, подписанный в Москве Председателем Совета Народных Комиссаров.
Сверху хорошо видны террасы Мавзолея. За ним могилы: Свердлов, Фрунзе, Дзержинский… Прекрасные это были люди — соратники Владимира Ильича. Из тюрем, ссылок, эмиграции шагнули они к государственному управлению, на многие годы сохранив суровую и простую обстановку жизни революционеров-профессионалов. Умели постоять за свое мнение и спорили друг с другом, быть может, дольше, чем принято обычно в правительственных кабинетах. А отзывы об их работе были самыми противоречивыми.
«Конечно, они не могут удерживать власть постоянно, потому что это на редкость невежественные и недалекие люди, дети в политике, не имеющие ни малейшего представления о тех колоссальных силах, с которыми они играют» — так писала американская «Нью-Йорк тайме» сразу после победы Октября.