Читаем Былого слышу шаг полностью

Тов. Ленин спрашивал: какова жизнь на местах? Мы говорим: очень тяжела и невыносима для нас стала жизнь. Спрашивает: чем тяжела и невыносима стала жизнь? Говорим: разверстка и трудовая повинность совершенно невыносимы. Чем же, говорит, невыносимы разверстка и повинность и почему? Мы отвечаем, что 1) тем, что в разверстке с крестьянином не считаются с урожаем. Если на него пала разверстка, крестьянин отдал и к нему еще приходят второй и третий раз и до тех пор приходят, пока у него всего не выкачают. И также и со скотом — оставляют одну только корову и все отбирают. Ленин говорит: что такого распоряжения не было, которое делается на местах, но мы сказали, что мы не знаем, почему тогда так делается. Также и с трудовой повинностью: людей не кормят, а посылают работать, возить в зимнее время. Женщин и девушек гоняют дрова рубить, они приходят туда голы и босы, особенно татары, плачут. Что они там могут сделать? Ленин говорит, что это немыслимо, что не должно быть, что он таких распоряжений не давал.

Дальше он все выслушал, что мы ему говорили, и спрашивает, как же с этим быть и как это уничтожить. Мы говорим, что это воля Ваша. Тов. Ленин спросил, как же изменить хлебную разверстку. Мы сказали: нельзя ли ее уничтожить или хлеб Вам покупать. Но он говорит, что покупать мы не можем. Но мы ему сказали, что если Вы будете так поступать, Вы у нас всякое желание отбиваете работать. И тогда он сказал, что они заменят хлебную разверстку натуральным налогом, который будет накладываться на крестьян, считаясь с урожаем и каждый крестьянин, который выполнит налог, он остальным может распоряжаться и девать куда хочет. Мы говорим, что это для нас будет легче; тут каждый крестьянин постарается, чтобы у него был лишний пуд хлеба: отдал, что на нем лежит налогу, остальное остается в его пользовании…

Тов. Шапошников. Товарищи граждане. Владимир Ильич спросил в том смысле нас, что получили ли мы землю от помещиков. Дали ответ, что получили. Он говорит, скажите пожалуйста, почему, когда земля была у помещиков, хлеба было много, отправляли его за границу и его хватало в России. В настоящее же время хлеба не хватает в России для прокормления. Мы отвечаем, что 1) весь молодой народ взят в Красную Армию, 2) остались только старый да малый и это люди отягчены повинностями. Земля переходит из рук в руки. А ведь земля есть наша кормилица, мать родная. Если мы землю не будем обрабатывать, то и хлеба не будет. Говорим ему, что нужно нас заинтересовать, чтобы мы могли обрабатывать свои земли, а мы не будем заинтересовываться до тех пор, пока земля не. перейдет в собственное достояние народа. Тогда она нас будет привлекать и тогда ее будут обрабатывать и хлеба тогда прибавится. И тогда тов. Ленин и говорит, что нужно это дело обмозговать, нужно сделать новую ревизию.

Тов. Кондров. Я могу пояснить так: в нашей волости находится 15 т пахотной земли. К отъезду нашему в Москву землемер, который организует артели, коммуны и т. д., объяснил, что в 1919 году частная земля была оформлена за крестьянами. Мы еще не оформили до сих пор, никаких бумаг не имеем у себя на руках, а раз не имеете, он говорит, то значит это частный захват и если вы, говорит, эти земли не разовьете под трудовые коммуны и артели, то они перейдут к людям, которые захотят так строиться и земли… отдадут под совхозы.

Мы и говорим, если Вы, тов. Ленин, допустите это, то нас, старых жителей, согнут; мы не знали законов, мы разделили помещичьи земли и пришлось на душу по 16 с. Но он говорит, нет, у нас закон был дан так. если земля крестьянами была переразделена, то она и считается за нами, а коммуны будут образовываться только на пустующих землях, а если она была разделена, говорит, то она считается за нами. Мы и говорим, что мы срок не соблюли, будьте добры оформить этот срок, чтобы нас не утесняли. Тут он нас отправил к; тов. Осинскому, и комиссар земледелия объяснил так, что срок постановляется новый. Кто не оформил еще, должен оформить, а коммуны и артели не должны на Этих землях открываться, а должны открываться там, где пустует земля. Мы и говорим, что нельзя ли нам разойтись на маленькие деревушки и работать всякий сам по себе, а коммунами и артелями работать не желаем. Он говорит: вполне допустимо, мы делаем так, как желает народ, а не как диктуют бумаги, и если вы желаете расселять на мелкие деревушки, то так и будет…

Относительно власти он говорит: почему у вас так поступают, и он говорит, что в центре власть желает хорошего, а на местах иначе поступают с вами…

С мест. Я хотел спросить, будет ли и дальше трудовая повинность применяться в сельском хозяйстве?

Перейти на страницу:

Похожие книги

40 градусов в тени
40 градусов в тени

«40 градусов в тени» – автобиографический роман Юрия Гинзбурга.На пике своей карьеры герой, 50-летний доктор технических наук, профессор, специалист в области автомобилей и других самоходных машин, в начале 90-х переезжает из Челябинска в Израиль – своим ходом, на старенькой «Ауди-80», в сопровождении 16-летнего сына и чистопородного добермана. После многочисленных приключений в дороге он добирается до земли обетованной, где и испытывает на себе все «прелести» эмиграции высококвалифицированного интеллигентного человека с неподходящей для страны ассимиляции специальностью. Не желая, подобно многим своим собратьям, смириться с тотальной пролетаризацией советских эмигрантов, он открывает в Израиле ряд проектов, встречается со множеством людей, работает во многих странах Америки, Европы, Азии и Африки, и об этом ему тоже есть что рассказать!Обо всём этом – о жизни и карьере в СССР, о процессе эмиграции, об истинном лице Израиля, отлакированном в книгах отказников, о трансформации идеалов в реальность, о синдроме эмигранта, об особенностях работы в разных странах, о нестандартном и спорном выходе, который в конце концов находит герой романа, – и рассказывает автор своей книге.

Юрий Владимирович Гинзбург , Юрий Гинзбург

Биографии и Мемуары / Документальное
Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное