Былой Петербург: проза будней и поэзия праздника

«В 1920–1922 годах Общество „Старый Петербург“ – вспоминает Владислав Ходасевич в очерке „Дом Искусства“, – переживало эпоху расцвета, который поистине можно было назвать вдохновенным. Причин тому было несколько. <…> Во-первых, по мере того, как жизнь уходила вперед, все острей, все пронзительней ощущалась членами общества близкая и неминуемая разлука с прошлым – отсюда возникало желание как можно тщательнее сберечь о нем память. Во-вторых (и это может показаться вполне неожиданным для тех, кто не жил тогда в Петербурге), именно в эту пору сам Петербург стал так необыкновенно прекрасен, как не был уже давно, а может быть, и никогда. Люди, работавшие в „Старом Петербурге“, отнюдь не принадлежали к числу большевиков. Некоторые из его руководителей впоследствии были расстреляны – достаточно назвать хотя бы П. Вейнера. Но как и все другие, обладавшие чувством, умом, пониманием, они не могли не видеть, до какой степени Петербургу оказалось к лицу несчастье. <…> Петербург стал величествен. Вместе с вывесками, с него словно сползла вся лишняя пестрота. Дома, даже самые обыкновенные, получили ту стройность и строгость, которой ранее обладали одни дворцы. Петербург… утратил все то, что было ему не к лицу. Есть люди, которые в гробу хорошеют: так, кажется, было с Пушкиным. Несомненно, так было с Петербургом. Эта красота – временная, минутная. За нею следует страшное безобразие распада. Но в созерцании ее есть невыразимое, щемящее наслаждение. <…> В этом великолепном, но странном городе жизнь протекала своеобразно. В смысле административном Петербург стал провинцией. <…> Зато жизнь научная, литературная, театральная, художественная проступала наружу с небывалой отчетливостью. Большевики уже пытались овладеть ею, но еще не умели этого сделать, и она доживала последние дни свободы в подлинном творческом подъеме. Голод и холод не снижали этого подъема – может быть, даже его поддерживали»[1455].

АЛЬБОМ ПАМЯТИ СЕРГЕЯ ГОРНОГО [1456]

Рашиту Янгирову

Сергей Горный – литературный псевдоним Александра-Марка Авдеевича Оцупа (1882, Остров Псковской губернии – 1948, Мадрид), – поэта-юмориста, пародиста и прозаика[1457].

Александр был первенцем в семье «кронштадтского мещанина Авдия Мордуховича Оцупа» и его «законной жены Рахили»[1458]; затем появились братья[1459]: Михаил, Сергей, Павел, Николай, Георгий и сестры Евгения[1460] и Надежда[1461]. Отец Горного был купцом[1462] (в гильдиях не состоял), а не придворным фотографом[1463], «служил секретарем» у заводчика Шмидта[1464].

Детство Александра прошло в Острове. Горный вспоминает «бамбусь» – так он звал бабушку, которая была «самая добрая и смешная, т. е. любимая „бамбусь“ на свете»[1465]. Но особенно он любил деда-купца, владельца лавки. «Может быть, я бессознательно чувствовал какую-то непреложную правду жизни и преемственность своей связи с ним. Я был на него похож, я это чувствовал. <…> Мучительно, до слез люблю его: за то, что не суетится и знает что-то, чего другие не знают. <…> Вся моя прошлая, необъятная жизнь в этом деде и будущая во мне самом – так странно слиты вместе, так победно, так торжествующе»[1466]. «Я уже давно прочно ощущал, с гордостью, что я внук купца»[1467].

Александр впервые увидел Петербург в конце 1880‐х годов. С начала 1890‐х он постоянно живет в родительском доме в Царском Селе на Церковной улице[1468]. В 1907 году скоропостижно умирает его отец, которого, как пишет Горный, «мы очень любили»[1469].

В 1900‐м Александр Оцуп оканчивает с золотой медалью Николаевскую Царскосельскую гимназию[1470] (позже в ней будут учиться его братья), а в 1908 году – с отличием Горный институт[1471],[1472]; с 1910‐х годов он директор гвоздильного завода в Екатеринославле[1473].

Под псевдонимом Сергей Горный (от профессии) Александр Оцуп с 1906 года печатался в различных петербургских периодических изданиях, был постоянным сотрудником журналов «Сатирикон» и «Новый Сатирикон». В 1910‐х годах вышли его книги: «По-новому (и др. юмористические рассказы)» (СПб., 1912), «Почти без улыбки. Парадоксы. Силуэты» (СПб., 1914), «Узоры по стеклу» (СПб., 1914), «Ржавчина духа» (СПб., 1917).

В 1920 году Горный оказался в Берлине[1474]. О том, как это произошло, говорится в обзоре «Судьба и работы русских писателей, ученых и журналистов за 1918–1922 гг.»: