Былой войны разрозненные строки

Сталин понимал, что необходима передышка потери Красной Армии были огромны, большинство военных заводов находилось в стадии эвакуации и поручил Берии по своим каналам предложить Гитлеру нечто вроде Брестского мира: войска остаются на достигнутых рубежах, боевые действия прекращаются. Предложение было сделано через болгарского посла Стаменова, который, будучи нашим патриотом, горячо сказал: «Что вы делаете! Они вас никогда не победят! Хоть до Урала дойдут!», но предложение передал. Однако Гитлер, не без оснований уверенный в своей победе, никак на него не отреагировал.

Но велись и более серьезные переговоры. Советские и германские разведчики, между которыми с 1938 года существовало тайное соглашение о сотрудничестве, связались, и 20 февраля 1942 года в оккупированный немцами Мценск прибыл первый заместитель наркома НКВД Меркулов, а от Германии начальник штаба рейхс-фюрера СС группен-фюрер Вольф.

Сталин предложил прекратить военные действия с 5 мая 1942 года до 1 августа 1942 года. Затем германские войска должны отойти на оговоренные рубежи, а к концу 1943 года совместно с вооруженными силами СССР начать военные действия против Англии.

В этом случае СССР рассмотрит условия мира с Германией и обвинит в разжигании войны международное еврейство. (Далеко смотрел.) Там же указывалось, что в случае отказа от этих требований германские войска будут разгромлены, а германское государство прекратит свое существование. Столь наглые требования результат еще не прошедшей эйфории от декабрьского (1941) разгрома немцев под Москвой, под впечатлением которого Сталин сказал: «Еще полгодика, максимум годик…» В его же приказе Наркома Обороны № 110 от 23 февраля 1942 года по случаю Дня Красной Армии говорилось: «Сделаем 42-й год — годом окончательного разгрома врага».

Впереди было еще три с половиной года войны, Сталинград, Курск.

Через неделю, 27 февраля 1942 года, Меркулов сообщил Сталину германские предложения. Немцы предложили оставить границы до конца 1942 года как есть, по линии фронта, покончить с еврейством, отселив всех советских евреев в лагеря в отдаленных районах Крайнего Севера для дальнейшего уничтожения.

Сталин еще не был к этому готов. И переговоры прекратились.

Примерно в то же время на имя Сталина и Молотова в швейцарские банки были переведены значительные суммы в валюте. Не для того, чтобы оба фанатика-большевика благополучно закончили свои дни в безвестном и безопасном далеке, да и вряд ли это было возможно, а для того, чтобы в случае поражения финансировать народную войну против оккупантов.

… Около полугода перед войной и в самом ее начале Генеральный Штаб возглавлял Жуков. Невозможно объяснить, почему за эти месяцы, когда война уже неотвратимо нависла над страной, о чем неоспоримо свидетельствовали ежедневные сводки его собственного разведуправления, Генштаб не разработал не только концепции отражения противника, но и сколько-нибудь вразумительной тактики на случай внезапного нападения врага. Вину за трагические неудачи первых недель и месяцев войны вместе со Сталиным должен разделить и Генеральный Штаб…

15 октября в 11 часов утра Молотов вызвал в Кремль наркомов и предложил им покинуть Москву и выехать в те места, куда перебазируются их наркоматы. В тот же день Государственный Комитет Обороны принял постановление о срочной эвакуации из Москвы. В нем говорилось о необходимости «произвести взрыв предприятий, складов и учреждений, которые нельзя эвакуировать, а также электрооборудования метро, исключая водопровод и канализацию».

В ночь на 16 октября Берия собрал на Лубянке совещание первых секретарей московских райкомов. Он говорил об эвакуации и о раздаче продуктов из магазинов населению, «чтобы не досталось врагу».

Печально знаменитая ночь с 15 на 16 октября 1941 года. Около трех часов пополудни из репродукторов раздалось привычное: «Внимание! Внимание!» Но и без этих настораживающих слов достаточно было щелчка ни на минуту не выключавшегося динамика, как все головы, как по команде, поворачивались к черной тарелке репродуктора. Женский голос произнес: Сейчас будет выступать представитель Моссовета! Затем прерывающийся, взволнованный мужской голос сказал, что в связи с тяжелым положением на фронте под Москвой гражданам столицы рекомендуется покинуть город…

Но самым ужасным, потрясшим до обмороков москвичей, да и всю страну, было то, что перед привычными словами «От Советского Информбюро» Левитан произнес не «Говорит Москва!», а «Говорит Куйбышев!»

Больше это не повторялось. Но и одного раза было достаточно. Это был удар. Как ни подготовлены были москвичи предыдущими сообщениями о положении на фронте, в глубине души каждый надеялся и верил, что Москва не будет сдана.

Теперь эта надежда была поколеблена. И многими москвичами овладела паника.