Былой войны разрозненные строки

Зловещие слухи поползли по городу. Тень легла на лица людей. По утрам узнавали: ночью забрали еще одного соседа. С этой семьей уже никто, кроме самых близких, не поддерживал отношений боялись.

В нашем девятом классе было три десятка учеников. У восьмерых арестовали родителей. У Вани Сухова взяли обоих и отца, и мать. Ваня и его сестра по-прежнему ходили в школу, красивые, бледные, молчаливые. Как они жили, что ели, оставшись одни…

Брали главным образом руководящих работников: председателя горисполкома, секретаря горкома, управляющего банком кто-то грустно пошутил банк лопнул.

У отца нашей одноклассницы в домашней библиотеке была брошюра Троцкого. В те годы это было не редкостью и не вызывало шока. Один из моих близких друзей прочитал ее, она ему понравилась, и он написал на ее полях: «Советую эту книгу всем прочесть» и щедро расписался. Этого оказалось достаточно. Через некоторое время после ареста отца девушки взяли и моего товарища. Продержали три с половиной месяца и выпустили ему было шестнадцать лет. Впрочем, возраст не всегда был защитой.

Врагов оказалось невероятное количество. Это было немножко странно советской власти ведь уже было двадцать лет! И не пришла в голову мысль, что такого количества врагов просто не может быть. Недоумевал. Но верил… «Лес рубят щепки летят» спасительная мысль, за которой хотелось укрыться.

Постучалась беда и в наш дом. Постучалась ночью, когда все уже спали. Постучалась, чтобы поселиться в нем навсегда. Постучалась и вошла в образе двух военных с эмблемой щита и меча на рукавах, в сопровождении двух насмерть перепуганных соседей понятых. Постучалась беда, поселилось безысходное горе.

У военных был усталый вид. Похоже, не первую ночь проводили они в трудах неправедных. Вели себя сдержанно, даже тактично. Когда отец что-то сказал матери по-еврейски, тихо попросили: говорите по-русски.

Наверное, только отец понимал, что видит нас в последний раз.

Мне шел шестнадцатый год, сестре едва минуло одиннадцать, старший брат учился в Ленинграде, там тяжело заболел и уже второй год лежал в больнице. Обыск был долгий. Скудное имущество наше тщательно проверялось, перелистывались все книги, бумаги. «Оружие есть?» равнодушно задали отцу обязательный, по-видимому, вопрос. Оружие? переспросил отец и с некоторым раздражением ответил, ножи, вилки». Личный гардероб отца: пальто и два костюма конфисковали и передали для продажи в комиссионный магазин. Мама заняла денег и пальто и один костюм выкупила — все надеялась, разберутся, выпустят.

В протоколе обыска, в качестве компрометирующего материала значилось: «Изъят комплект журнала «Нива» за 1907 год с портретами лиц царской фамилии». Именно так было записано. Это было и грустно и смешно. Впрочем, тогда это не было так смешно, как сейчас. От царя нас отделял не такой уж большой срок, и еще жили люди, которые не прочь были его вернуть. Как выясняется есть такие и сейчас. Но к отцу это не имело никакого отношения. Напротив, будучи совсем молодым, он стал эсером и совершил покушение на известного черносотенца шефа жандармов Витебской губернии.

В партию, считавшую себя продолжательницей традиций «Народной воли», его вовлек двоюродный брат Азарий Гольбрайх. Произошло это еще до революции 1905 года. Отцу было шестнадцать лет. Витебская партийная организация, имевшая, как и везде, боевую дружину, вынесла решение ликвидировать шефа жандармов, крупного царского чиновника, отличавшегося особой жестокостью по отношению к революционерам, большинство из которых были евреи. И выбор, или даже жребий пал на отца. А может, он сам вызвался теперь не узнать.

Акция была приурочена к массовому гулянью в Губернаторском саду по случаю какого-то праздника. Заранее были исследованы все заросли и кустарники на высоком берегу Успенской горки, все крутые тропы к Двине, где наготове ждала лодка с гребцами.

Мама в тот теплый летний вечер была в Губернаторском саду с Азарием. Вдруг раздался выстрел, началась суматоха. Выяснилось, что убит шеф жандармов. У мамы непроизвольно вырвалось: «Это сделал Абель!» Ее спутник страшно разволновался: «Кто тебе сказал?» и этим только подтвердил ее предположение. Азарий взял с нее страшную клятву, что она никогда, нигде и никому об этом не расскажет. Ведь отцу грозила смертная казнь! Покушение прошло в соответствии с разработанным планом и осталось нераскрытым. Отцу удалось скрыться. Впоследствии он проходил по другому делу и был выслан на три года в Архангельскую губернию, где отбывал ссылку по соседству с Ворошиловым с 1907 по 1910 год.

Царская ссылка не советская. Давались какие-то деньги на пропитание, отец жил в крестьянской семье, с ними ел, спал, работал. Они ему говорили: Аба! Оставайся у нас. Мы тебя оженим. Где-то надо было отмечаться, кто-то изредка проверял. И все.

От эсеров он отошел.

А мама держала слово, данное Азарию, до окончания гражданской войны. В 1916 году отца, на всякий случай, вновь посадили как неблагонадежного. Было это на третий день после женитьбы, родители еще жили на разных квартирах. Освободила его Февральская революция.