Былой войны разрозненные строки

У остановки транспорта «Новые Дома» на шоссе Энтузиастов кипела московская толкучка. Сейчас уже трудно представить этот стихийно возникающий, неуправляемый многотысячный базар, подчинявшийся каким-то своим правилам и законам, бурлящий, клокочущий. Старухи, старики в поношенной одежде, бывшие солдаты в армейском обмундировании, подозрительные личности с лихорадочным блеском в глазах, вечно спешащие женщины, смущенно приценивающиеся к вещам, бедно одетые мужчины, на ходу прикуривающие друг у друга. Время от времени сквозь это скопище с трудом протискивался военный патруль или милиционер в синей шинели, и раздавались свистки, на которые никто не обращал внимания.

Чего только не было на этой толкучке! Продавалось всякое барахло: от ржавых ключей к давно несуществующим замкам до инвалидных колясок, рядом со стоптанными валенками стоял канделябр старинной работы, видавшая виды солдатская шинель соседствовала с белоснежным пуховым платком, неодеванные байковые портянки шли на пеленки, прислоненные к забору костыли продавались вместе с протезом…

Продавалось все. Даже боевые ордена и медали.

Под выходящей на Кузнецкий мост глухой кирпичной стеной Центрального Универмага с несколькими вразнобой прорубленными окнами, разросся великолепный сквер. И уже мало кто помнил, что здание ЦУМа, принадлежавшее до революции фирме Мюр и Мерилиз, простиралось до самого Кузнецкого моста, поражая прохожих толстыми зеркальными стеклами витрин ювелирного отдела. В тридцатые годы половина магазина была снесена за ненадобностью, и на этом месте разбит сквер страна была еще бедна, и торговать было нечем.

Пришло время, и сквер, в свою очередь, уступил место современному зданию нового ЦУМа.

Зашел в общежитие на Трубной площади. Здесь, в помещении бывшего Дома Колхозника, осенью сорок первого года формировались партизанские отряды. Крепкие ребята, физкультурники, перебрасывались в тыл противника. Не обремененные семьями, прошедшие специальную подготовку, они нередко составляли ядро партизанских отрядов, когда партизанское движение еще только разворачивалось и по большей части активных действий еще не вело.

Никого.

Пошел на Усачевку. Здесь основное общежитие нашего института. Ребят нет. О ком ни спросишь убит, убит, пропал без вести. Один Ваня Передерни вернулся так он нестроевой и в очках ничего не видит. Зазвали девушки, вернувшиеся с фронта и пришедшие в институт доучиваться. Они уже сняли форму и теперь донашивали довоенные ситцевые платьица. Начались расспросы.

После войны мы не стеснялись носить ордена, да и негде еще было их оставить как говорится, все свое ношу с собой. Рассказал несколько случаев из пехотной жизни. Слушали с интересом, грустно и внимательно. Продолжая рассказывать, ощутил какое-то беспокойство. Снова оглядел комнату. На палочке вместо плечиков, концы которой были обмотаны бинтом, чтобы не цеплялись нитки, висела гимнастерка. Гимнастерками после войны было не удивить вся страна ходила в гимнастерках. Но эта гимнастерка была не рядовая: на ней красовались ордена Красного Знамени, Отечественной войны 1-й степени и Славы 3-й! Оказывается, одна из девушек летчица, воевала в полку Расковой.

Теперь на Пироговку, в родной институт. Полюбоваться колоннами красивого трехцветного зала с балконами по второму и третьему этажам, по которым веселая девушка Тоня, сняв туфли и держа их в руках, чтобы не стучать каблуками, тихонько кралась за мной, скрываясь от излишне любопытных сокурсниц. В этом зале так хорошо было танцевать на вечерах. Посмотрел на стеклянный потолок, в который чуть не провалился, чудом удержавшись на руках, когда в начале войны устилал его черной бумагой для светомаскировки.

Повидав в Москве родственников и друзей, поехал к матери в недалекое русское село. С трудом влез в переполненный вагон, забрался на узкую боковую багажную полку под самым потолком, примостил в ногах вещи, чтобы не украли, и, пристегнувшись ремнем к трубе отопления не упасть бы спросонок, задремал под стук колес.

Поселок Орел образовался в 1921 году. Группа крестьян довольно большого, на триста пятьдесят дворов, села Стрелка, сравнительно молодых, но умудренных жизненным опытом, большинство из которых были участниками первой мировой и гражданской войн, а некоторые побывали в германском плену и кое-чему там научились, захотели перейти с трехполки к более прогрессивной многопольной системе обработки земли. В условиях большого села, разбросанности и отдаленности наделов, это не представлялось возможным, и сельский сход выделил им самые отдаленные и неудобные земли. Вода находилась здесь на большой глубине, и первому, кто подходил утром к колодцу, приходилась качать довольно долго, пока вода поднималась.