Былые дни Сибири

— Да-а? Оно, положим, Гагарин — не то што наемный австрияк, вон, как маршал Огильви голоштанный, только и знающий, что денежки тянуть!.. Своих много капиталов у князя. Кабы не жадность его, мог бы и без греха прожить… Ну да это не важно… Дальше говори, что хотел. Вижу, не кончил еще.

— Не кончил, да немного осталось. Как я ево пощупал, грехи за ним еще не больно велики числятся… И даже ежели раскопать их, не великой кары он достоин; конечно, по-Божески судя, коли помнить, что один человек только не ворует у нас на Руси — ты, мой господин полковник… Да и то по причине хорошей: можешь рукою властной брать открыто, сколько есть в казне…

— Счастье твое, Алексашка, что ты и себя не обошел, и себя выключил из моей компании на сей раз, о бескорыстии говоря. Люблю молодца за обычай: правду умеет сказать, хотя бы и себе несладкую. Так ты думаешь, что рано князя потрошить?

— Совсем не пора! Он, видимое дело, сильнее черпнул, чем иные, Сибирь свою зная. Так и делиться награбленным не прочь. Другого посадишь, он меньше воровать станет, а по рукам мелких казнокрадов будет расплываться добро народное, как и доныне было… Так и полагаю. Было одно дело с камнем дорогим, самоцветом редким. Так и то он раскрыл мне.

— Раскрыл! Что ж ты не начал с этого? Я столько слыхал об амулете диковинном… Что с ним, где он!?

— Здесь! Вот он!

Достав из камзола шелковый платочек, Менпшков развернул его и, осторожно опустив на стол рубин, лежащий в гнезде мягкой ткани, обратился к Екатерине, которая, убирая в шкап лишнюю посуду, издали внимательно прислушивалась к беседе.

— Приглядись и ты, царица-матушка. Вещь редкая.

Та подошла, взглянула и, всплеснув руками, замерла от восторга, только вскрикнуть успела негромко:

— Матерь Божия, да это же…

Залюбовался и Петр чудным камнем.

— Вещь редкая! Меньше куды, чем этот приказный врал… Но и таких рубинов ни у себя в сокровищах, ни у чужих потентатов, я не видывал… А этот камень Гагарин?..

— Мне подарил. Тебе не решился, потому… кровью будто бы он замаран. А мне — и так сойдет! — со смехом заявил Менпшков.

— Счастлив ты, Алексашка!.. Мы искали, а ты нашел!.. Добро… да еще принес похвастать ворованным добром… Да ты что нынче?.. Сдается и не пьян, а сердить меня хо…

— Помилосердуй, господин полковник! Что так скоро? Вымолвить дай! Дурак ли я, чтобы принести тебе такую вещь на показ? И тебе бы не сказал. А принес я амулет сей… уж не посетуй, не тебе. Царице нашей матушке хочу челом ударить этой диковиной! Прими, госпожа полковница! Носи да красуйся нашему «баасу» — хозяину на радость, всему царству на утешение!..

Встал, с поклоном подал рубин Екатерине находчивый фаворит.

Та зарделась вся от радости, но стоит в нерешительности: брать или не брать? То на Петра, то на дивный самоцвет поглядывает, грудь высокая сильно, порывисто вздымается, глаза горят. Прекрасна стала в этот миг женщина, обычно привлекательная, но далеко не красавица.

— Бери, бери, что уж! — довольным, ласковым тоном отозвался муж на безмолвный вопрос жены. — Видишь, Бог не оставляет людских дел без оплаты, ни дурных, ни хороших. Не пожалела ты, в осаде Прутской сидючи, для моего для выкупа своих белендрясов и цац, которые для вас, для баб, всево дороже. А тут тебе из Сибири, вернее, из царства Индийского вот какой камешек Фортуна посылает, что ни у одной монархини такого нет и в короне, не то на ожерельях!.. Бери да благодарность сказывай камрату. Поцеловать даже следует за такой дар.

Растерянно лепеча благодарность, низко поклонилась Екатерина фавориту, три громких, сочных поцелуя прозвучали в столовой, и бывшая Мариенбургская пленница, зажав рубин в руке, быстро вышла, словно опасаясь, чтобы не передумали, не отняли у нее сказочное сокровище…

Громкий, веселый хохот обоих друзей проводил осчастливленную женщину.

— Ин, добро! Так и будет! — решил Петр. — Погодим с нашим губернатором. Ты верно говорил. А я и еще вижу помехи этому делу. Теперь, когда руки у меня войною связаны, тронешь одного из вельможных казнокрадов, все другие всполошатся, за себя опасаясь. Бучу подымут… Гляди, придется и отступать, пока не свободен я… А там, как полегче станет, тогда поглядим. Пусть пока владеет Сибирью да нам больше денег несет, хоть прямых, хоть ворованных, леший его возьми!..

— Верное слово, господин полковник. А к тому часу, гляди, и новые вины, грехи потяжеле этого камня накопятся у князеньки. Того камня не свалит он с души своей, как этот свалил через мои руки в руки царицы-матушки! — довольный своей шуткой, снова рассмеялся Ментиков. — Уж тогда ничья заступка ему не поможет. Стоит щуку в воду пустить да волю дать… а жалоб потом на нее не оберешься… Тут ее и ловить, кормленую, жирную, да на стол!..