– Что ж, звучит исчерпывающе, сэр. Не знаю, правда, ваших мыслей…
Начальник полиции графства грустно покачал головой. Он терпеть не мог Элеонор Бинг.
– Я обязательно расспрошу Мейбл Кобб про голос, который ответил ей, сэр, – сказал Боринг, немного помолчав. – Если она его действительно слышала, то это очень ценная косвенная улика. Похоже, она исключает всех мужчин. Остаются только миссис Брэдли, мисс Сторбин и миссис Гард Бинг. Мисс Сторбин мы тоже можем исключить. Вряд ли это могла быть миссис Гард Бинг, это ведь была ее первая брачная ночь, и трудно представить, чтобы она покинула мужа и залезла в постель Элеонор до шести тридцати утра. Остается миссис Брэдли.
– Похоже на то, – согласился начальник полиции без энтузиазма. – Что ж, можно ехать дальше. Как бы не опоздать на возобновившееся дознание! Если повезет, мы успеем на оглашение вердикта.
– Без меня не начнут, – усмехнулся инспектор, заводя автомобиль. – Я – один из главных свидетелей.
– Между прочим, – заговорил сэр Джозеф, – тот факт, что ключ не подходит к двери спальни, как будто свидетельствует в пользу Алистера Бинга? Виновный не выбросил бы ключ, а сохранил бы его как доказательство того, что не мог с его помощью попасть в комнату Элеонор. Кстати, вы заметили что-нибудь насчет ключа от двери ванной, когда ее взломали?
– К моему появлению в двери ванной с обеих сторон не было ключа, – доложил Боринг, сверившись со своим блокнотом. Для этого ему опять пришлось передать руль начальнику.
Машина въехала в ворота «Чейнинг-Корт».
– Тем не менее дверь ванной была заперта, и пришлось ее ломать, чтобы попасть внутрь, – задумчиво произнес сэр Джозеф.
– Зато ключ, не подходящий к двери Элеонор Бинг, подходит к двери ванной! – торжествующе воскликнул инспектор.
– А замки в дверях нижней и верхней ванных комнат одинаковые, – добавил сэр Джозеф.
Боринг помрачнел, испугавшись, что упустил данный факт, но вскоре опять просиял:
– Тогда миссис Брэдли могла бы отдать Алистеру Бингу один ключ от ванной, а сама использовать другой, оставив при себе ключ от двери спальни Элеонор!
После прибытия инспектора разбирательство возобновилось. Карстерс выступил с показаниями, потом вышел в сад и вскоре вернулся в малую гостиную как раз в тот момент, когда жюри присяжных готовило свой вердикт. Коронер встретил его недовольным взглядом, и Карстерс тихо сел. Миссис Брэдли наклонилась к нему и прошептала так громко, что ее услышали все присутствующие:
– Этот глупый человечек считает, что преступница – я.
Карстерс с трудом подавил побуждение захихикать, как легкомысленная школьница, и покосился на коронера. Тот, конечно, услышал непочтительное замечание, нахмурился, раздраженно постучал по столу и потребовал тишины.
Воцарилось молчание, и в гостиную вернулись отсутствовавшие всего две минуты присяжные. Старшина (в обычной жизни – местный мясник) провозгласил вердикт зычным голосом, который привык применять, расхваливая лучшие куски туши:
– Предумышленное убийство неизвестным или неизвестными!
Карстерс глубоко вздохнул. «Смерть вызвана отравлением, а не утоплением, – мысленно произнес он. – Звучит неважно! Что заставило их признать это убийством? Судя по уликам, вернее, по их отсутствию, это с тем же успехом могло быть самоубийством».
Миссис Брэдли, гордая своим умением читать чужие мысли, увлекла его в сад и заговорила о том же самом, что удивило его самого.
– Ужасный коронер велел им счесть это убийством! – заявила она. – В противном случае они наверняка сочли бы это самоубийством.
– Велел? – удивился Карстерс.
– Как же иначе? Его поведение – сплошной позор. Всем известно, что обычные суды пристрастны, но коронерский суд просто обязан быть беспристрастным! Эти болваны с легкостью назвали бы это самоубийством по одному его намеку. Но нет, ему понадобился вердикт «убийство», и он его добился. Я попала в очень сложное положение: чашку-то вымыли! Ужасный человечек вцепился в данное обстоятельство – и вот вам результат!
– Неудивительно, что вы взволнованы, – сказал он. – Господи! Действительно, жаль, что Мейбл Кобб понадобилось унести чашку.
– Господня милость будет мне как нельзя кстати, – с чувством подхватила миссис Брэдли. – Помяните мое слово, пройдет совсем немного времени, и я угожу на скамью подсудимых.
Карстерс пробормотал что-то сочувственное, но, как обычно, не нашелся с приличествующим случаю ответом.
– Я не признаю вину, – заявила миссис Брэдли. – Меня будет защищать Фердинанд Лестрендж.
– Он же совсем молод!
– Тридцать девять лет, появился на свет в мой восемнадцатый день рождения, – отчеканила миссис Брэдли. – С 1908 по 1911 год – Оксфорд, с 1914 года – барристер, 1914–1917 годы – война. Демобилизован по инвалидности в июне 1917 года. Ныне он королевский адвокат.
– Как подробно вы осведомлены о его карьере! – заметил Карстерс.