Быстро падая

Если есть что-то, что отец ненавидит даже больше, чем плохую производительность, так это непунктуальность. И я уже чертовски опаздываю, когда вхожу в многоэтажное здание, которое, если смотреть снаружи, кажется, состоит только из стекла. В холле никого, и мои ботинки скрипят на черном мраморном полу – как бы подтверждая, что я здесь лишний.

По воскресеньям в компании никого нет. Даже приемная пустует, и, поднимаясь наверх, я не встречаю никого кроме охранников. На четвертом этаже выхожу из лифта, пересекаю вестибюль, где обычно сидит папина помощница, и останавливаюсь перед тяжелой дверью из красного дерева. Глубоко вздохнув, стучу и открываю ее.

– Чейз, – приветствует отец. В его голосе нет упрека, но от меня не ускользнули морщинки между его бровями. – Входи.

– Извини за опоздание, – я откашливаюсь. Хотя я уже столько раз бывал в этой комнате, но до сих пор чувствую себя здесь маленьким мальчиком, ростом не многим выше стола. – Я долго ехал.

Дядя Александр встает из кресла и похлопывает меня по плечу в знак приветствия. У него под глазами темные круги, а рубашка помята. Если присмотреться, папа выглядит не намного лучше.

– У нас несколько небольших изменений, – начинает собрание отец, вытаскивая нечто похожее на график из разбросанных по столу бумаг. Затем он указывает на барный уголок. – Хочешь чего-нибудь выпить?

Я качаю головой. Я просто хочу покончить с этим как можно скорее.

– Какие изменения?

– Это лето довольно тяжелое. – Дядя Александр снова опускается в черное кожаное кресло напротив меня. – Рабочие уволились, произошел инцидент на стройке в Ричмонде, и конкурент вырвал у нас прямо из-под носа заказ, – вздохнув, он проводит рукой по седым волосам и улыбается. – Хорошо, что ты здесь, Чейз, и помогаешь нам.

Отец подсаживается к нам с дядей со стаканом скотча.

– Мы снимаем тебя со стройки на Вест-Марвуд-Лейн. Со вторника ты отправляешься в Ричмонд. Нам нужен отчет о текущем состоянии объекта, сможем ли мы придерживаться графика.

– И, конечно, как всегда, твоя помощь в строительстве будет кстати, – хмуро добавляет дядя Александр. – Я бы сам это сделал, но я не самый молодой из нас.

– Конечно, – отвечаю я, хотя хочу сказать совсем другое. Ричмонд находится в двух часах езды. То есть по четыре часа пути в день. Если, конечно, отец и дядя Александр не позаботились о ночлеге, чтобы я мог остаться там.

– Какие-то проблемы? – папа внимательно наблюдает за мной. – Ты знаешь, как это бывает летом. Если бы Джош был здесь… – он качает головой и вздыхает от одной только мысли о сыне. – Когда закончится учеба, тебе больше не придется метаться с одной стройки на другую, мой мальчик, это я обещаю. Сейчас важно, чтобы ты изучил наш бизнес досконально. Если, конечно, хочешь занять руководящую должность.

Не хочу. Слова жгут язык, но я не могу их произнести. Другие бы убили за тот шанс, что есть у меня. Я знаю достаточно людей со своего курса, для которых верхом мечтаний было бы устроиться к нам. А я сижу здесь, в этом кожаном кресле, напротив двух управляющих, и мне приходится прикусывать язык, чтобы заткнуться. Это еще один шаг в направлении, в котором я с каждым годом, да что там, с каждым днем, хочу двигаться все меньше. Это не моя мечта, а папы и Александра. Может, она была моей когда-то, но не сейчас.

С другой стороны, есть ли у меня вообще выбор? Проектирование было моим основным предметом в течение трех лет. Родители платят за обучение в колледже, чтобы я мог сделать что-то сам. Мне двадцать два, и со следующего семестра я перейду на последний курс. Как глупо было бы все бросить. Неужели бесчисленные часы за ноутбуком, в гостиной, в лекционных залах и мастерских, бесконечные дни на стройках во время каникул и множество бессонных ночей пойдут насмарку? Я не могу выбросить это все. Я никогда не сдаюсь, и ненавижу терпеть неудачи. Даже если это означает, что мне придется отказаться от собственных желаний.

Вздохнув, я тру переносицу.

– Знаю, – отвечаю я. – Не беспокойся.

Блин, я очень хорошо понимаю, что мы со всем этим разберемся. И как я мог что-то возразить, когда в глазах папы столько гордости. Когда он рассказывает друзьям и коллегам о двух своих сыновьях, которые скоро присоединятся к компании и продолжат семейное наследие, то светится. Он даже решил, что на старости лет будет жить в доме, который мы вместе спроектируем и построим своими руками, тогда как его внуки, следующее поколение Империи Уиттакеров, будут играть в саду. Как, черт возьми, я должен сказать ему, что не хочу ничего из этого? И хуже: как я могу сказать, что не хочу быть частью всего, ради чего он и дядя Александр усердно трудились, но также не имею ни малейшего представления, как должно выглядеть мое будущее?

Я просто не могу. Может быть, это и делает меня трусом. Я уже подвел Джаспера, не могу и не хочу разочаровывать еще и семью.

– Уверен? – настаивает он. Не нетерпеливо, не требовательно, с отчетливой грустью в голосе. Я вижу это по тому, как углубляются морщины на его лбу, а взгляд карих глаз становится обеспокоенным.

Я сжимаю губы.