Быстро падая

– Ты знаешь, как великолепен? – бормочет она. – Такой аппетитный… Как чикагская пицца с кучей сыра. Тебе кто-нибудь говорил об этом раньше?

Я сжимаю губы, чтобы не рассмеяться, но мне тяжело сдерживаться. Это чертовски тяжело.

– Нет, – кое-как выдавливаю я. – Подобного мне никто не говорил.

– Ммм, – мурчит она, снова обнимая меня. – Я хочу съесть тебя.

Окей, я больше не могу. Я сейчас взорвусь.

– Это… самое эротичное, что я когда-либо слышал, – я наклоняюсь так, что мои губы оказываются у ее уха. – Как насчет того, чтобы переместиться в постель, где ты попытаешься немного отдохнуть?

На этот раз она протестует. Как бы забавно это ни было, Хейли срочно нужно выспаться. Завтра мы еще сможем поговорить о том, какой я аппетитный. И она сможет сделать со мной все, что пожелает: целовать, лизать, кусать. Я на все согласен. Черт. Неправильные мысли. Совсем неправильные мысли. Я прямо-таки чувствую, как кровь приливает к паху. Хейли прижимается ко мне своим разгоряченным телом – и мы оба тихо стонем.

Она запрокидывает голову. Мой пульс учащается, и мне стоит огромных сил просто держать ее, вместо того чтобы делать то, что хочется: позволить рукам исследовать каждый изгиб ее тела.

В глазах Хейли есть нечто такое, чего я раньше в них не видел: нестепимое желание.

Я тяжело сглатываю.

– Поцелуй меня, – шепчет она, облизывая губы.

О боже, ради всего святого…

Я вцепляюсь в ткань ее топа, сминаю его в кулаке. Ее дыхание становится таким же прерывистым, как и мое. Хейли выглядит нормально, будто полностью осознает, где мы и что она от меня требует. Какая-то часть меня жалеет, что я не подонок и не воспользуюсь этим шансом. Не тратя время на размышления о завтрашнем дне или о последствиях. Но независимо от того, как долго знаю Хейли, я осознаю, что это было бы ошибкой. Ошибкой, о которой она горько пожалеет несколько часов спустя. И я ни в коем случае не хочу делать то, о чем она потом пожалеет.

– Нет, – говорю я, несмотря на то что все внутри меня протестует, и отстраняюсь.

Она сдвигает брови и растерянно спрашивает:

– Почему нет?..

Господи, неужели она не может просто лечь спать, вместо того чтобы мучить нас обоих?

Я откашливаюсь, но мой голос все еще звучит грубо, когда я даю ей абсолютно честный ответ.

– Если я поцелую тебя – а я это сделаю, – ты должна запомнить этот момент.

Растерянность сменяется радостью. Видимо, я нашел правильные слова. По крайней мере, надеюсь, что было мудро оставить эту тему и наконец лечь спать. Тогда, по крайней мере, один из нас сможет отдохнуть.

– Давай. – Медленно я веду ее к кровати и помогаю избавиться от сандалий. Она падает на простыни, прямо в топе и джинсах. Я не могу позволить ей заснуть прямо в одежде, ей будет неудобно, и она ни капельки не расслабится. Но я же не вправе раздеть ее.

Как раз в тот момент, когда я решаю позволить ей спать вот так, Хейли переворачивается и дрыгает ногами.

– Штаны… – мямлит она и пытается найти застежку, но после пары неудачных попыток сдается.

Я просто пялюсь на нее. Это она, блин, серьезно?

Вместо ответа Хейли снова покачивает бедрами, будто от этого джинсы волшебным образом растворятся в воздухе. К сожалению, они облегают ее, как вторая кожа, и именно я, ее чикагская пицца, должен снять их. Идеально. Просто идеально.

Я делаю глубокий вдох – хорошо, может, два – затем сажусь рядом с ней.

– Хейли?

Она не реагирует, поэтому я кладу руку ей на щеку. От того, как она смотрит на меня, с этой мечтательной улыбкой и с таким доверием в глазах, я чувствую счастье.

– Я помогу тебе выбраться из джинсов, хорошо? – шепчу я. Только после согласия позволяю взгляду блуждать по ее худенькой фигуре, и тяжело сглатываю. Это будет испытанием.

Я расстегиваю пуговицу на джинсах, а потом тяну молнию вниз. Очень медленно, чтобы у нее не случилось внезапного приступа паники. Она пьяна. Кто знает, что сделает или подумает. Но Хейли спокойно наблюдает за тем, как мои пальцы проскальзывают под пояс штанов. Я пытаюсь игнорировать тот факт, что касаюсь ее трусиков. Дерьмо, это не должно быть так эротично. Она не должна смотреть, как я это делаю, а скорее что-то мямлить, рассказывать историю своей жизни, хихикать как сумасшедшая или изливать душу. И уж точно она не должна закусывать губу, пока я пытаюсь быть полезным. Джентльменом. Полезным джентльменом. Проклятье, я сам едва могу ясно мыслить.

– Приподними бедра, – тихо прошу я, когда не могу двигаться дальше.

Две-три секунды она смотрит на меня так, словно не вполне понимает, чего я хочу. Неудивительно в таком состоянии-то. Потом она двигает попой, и я могу продолжить ее раздевать. Я глубоко вздыхаю. Мы справимся. Остались только эти длинные ноги, и все закончится…