Когда я не отвечаю, он хватает меня за руки и резко тянет вверх. Прежде чем я даже успеваю осознать, что здесь происходит, Чейз кладет руки мне на спину и под колени и поднимает. Не говоря ни слова, он относит меня на несколько метров дальше под низкие ветви деревьев к своей машине. Только тогда он опускает меня на землю. Я стою так близко к нему, что все, что улавливаю носом, – это запах леса, Чейза и лета.
Во мне вновь разгорается жар. Кожу начинает покалывать. Сердцебиение ускоряется. Я запрокидываю голову, когда он отступает.
– Чейз?
Его глаза светятся от радости.
– Да?..
– Думаю, теперь я знаю, какую татуировку хочу.
– Неужели? – он поднимает брови, но все еще держит меня за руку. – Ну тогда пошли.
Я недоуменно моргаю.
– Что? Куда? Что ты задумал?
– Позаботиться о том, чтобы ты получила свою татуировку, – усмехнувшись, он игриво щелкает меня по кончику носа. – Но, может быть, для начала нам стоит одеться.
Он отходит от меня и забирает наши вещи. Я могу только смотреть ему вслед и не знаю, смеяться мне, благодарить его или проклинать.
Это больно. Почему никто не сказал мне, что так больно набивать татуировку? Почему Чейз привез меня в салон вместо того, чтобы отговорить от этой глупой затеи, как сделал бы любой другой разумный человек? И почему сотрудники салона втиснули меня вне записи? Я подавляю стон, когда игла снова и снова вонзается в кожу сбоку моего запястья. Ауч!
Но когда я осмеливаюсь взглянуть на то, что делает татуировщик, боль исчезает. Ладно, сначала мне становится немного не по себе, но потом боль отступает, потому что на моей коже красуются очертания нескольких маленьких стилизованных птичек, расправляющих крылья, будто они хотят улететь в любой момент.
– Дыши, Хейли, – сжимает мою руку Чейз.
Ах да, верно, я задыхаюсь и издаю странный звук. Если при этом я дергаюсь, татуировщик ничего не замечает. Его зовут Стив. Он – здоровенный латиноамериканец, с черными волосами, стянутыми на затылке, и руками, которые с легкостью могут поднять сотню и больше килограммов. Разноцветные татуировки красуются на его коже, и с каждым движением эти образы словно оживают. Однако Стив не особенно разговорчив, потому что с тех пор, как мы выяснили, какую татуировку и на каком месте я хочу, он молчал. Если не считать скудных указаний, которые он время от времени бросает в мой адрес и которые в основном связаны с тем, что я должна держать руку неподвижно.
Прямо сейчас он вытирает мое запястье, и – боже, кажется там не только черная краска. Это кровь? Неужели я истекаю кровью?
Чейз сжимает мои пальцы, когда я выворачиваю шею, чтобы посмотреть, что Стив там со мной делает. Что, если тату-машинка вдруг соскользнет, и мастер ударит по нерву? Что, если я больше никогда не смогу двигать рукой после этого безумного поступка? Как же мне тогда закончить историю Эмико? Может, мне следовало выбрать левую руку…
Чейз снова сжимает мои пальцы, и я заставляю себя отвести взгляд от работы татуировщика и сосредоточиться на своем сопровождающем. Чья это была глупая идея – прямо сейчас прийти сюда? И почему именно сегодня у них должен быть день открытых дверей, когда салон принимает каждого вошедшего клиента?
– Все будет хорошо, – уголки его губ подрагивают, но он сдерживает улыбку. Ему же лучше, а то я бы снова задумалась о плане с выливанием горячего кофе в пах. – Ты будешь в порядке.
Я хочу ответить, но приходится стиснуть зубы, когда садист справа от меня принимается за новое, особенно чувствительное место прямо рядом с костяшками.
– Расскажи мне что-нибудь, – Чейз пытается отвлечь меня.
Как будто я могу отмахнуться от того, что кто-то прокалывает мою кожу иглой – снова и снова.
– Где ты родилась? – спрашивает Чейз, переключая мое внимание, которое только что вернулось к терзаемой правой руке.
– Рондейл, Миннесота, – автоматически отвечаю я.
– Какой у тебя любимый сорт мороженого?
Не приходится даже задумываться об этом:
– Ванильное с цветной посыпкой.
– Расскажи мне о своем бывшем.
– Что? – на краткий миг я смотрю на Чейза и – о чудо! – на самом деле забываю про жужжание тату-машины и покалывание на моей коже.
– Ты сделала довольно громкое заявление по этому поводу во время караоке, – напоминает он мне. – И после того, что ты сказала недавно на озере… или, вернее, не сказала… Я хотел бы знать всю историю.
Я медлю. Облизываю пересохшие губы. Я в принципе избегала думать о Бене, но теперь, когда все равно лежу на этом странном стуле и не могу выбраться отсюда, к чему молчать? В любом случае хуже не станет.
– При одном условии: ты тоже расскажешь что-нибудь о своей последней подружке.
Мне кажется, или в его улыбке что-то промелькнуло? Но Чейз кивает.
– Согласен.
Я глубоко втягиваю воздух и медленно выдыхаю. На мгновение перевожу взгляд на Стива, но тот так сосредоточен на своей работе, что, вероятно, не слышит ни слова. А если и услышит, то, в принципе, мне все равно.