Небо посветлело, и солнце выпустило яркие лучи из-за озера и стало подниматься, насквозь промокшее, в небо, вытягивая себя из вод ночи. Когда солнце выпрыгнуло из темноты, Мадог запел сильным, радостным баритоном:
Когда он умолк, все еще продолжая глядеть на воду, его песню будто бы подхватило эхо, странное, слабое, как бы надтреснутое, а потом из леса вышел старик, так же изобильно украшенный цветами.
Мадог поклонился и помог старику взобраться на камень. Несмотря на возраст Старейшины, его жилистые мышцы все еще были сильны, и хотя волосы поседели, темная кожа сияла здоровьем.
Когда странный дуэт завершился, старик поднял руку в благословляющем жесте.
– День настал, мой пришедший издалека сын.
– День настал, мой будущий отец. Мадог, сын Оуайна, короля Гвиннеда, станет сыном Ресчела, Старейшины народа Ветра.
– Год назад в этот день ты пел в бреду, – сказал Ресчел, – и дитя моей старости нашло тебя в лесу.
– И это привело к радости, – подтвердил молодой человек, – и сегодня мы будем петь о рождении, о рождении того целого, которым станем мы с Зилл, когда ты соединишь нас.
– В ту ночь, когда родилась Зилл, – сказал Старейшина, – мне приснился чужеземец из далекого края, лежащего за озером намного больше нашего…
– Из-за океана, – молодой человек легко коснулся плеча Старейшины, – из-за моря, что омывает берега Уэльса, моря, которое мы считали бескрайним, пока корабль не занесло на край света.
– Край света… – начал было старик, но умолк и прислушался.
Молодой человек тоже прислушался, но ничего не услышал.
– Это ветер?
– Это не ветер. – Ресчел посмотрел на юношу и коснулся корявой рукой мускулистого предплечья. – Мадог, сын Оуайна, короля Гвиннеда, – как странно звучали для нас эти слова. Мы не знали, что такое король, да и теперь толком не знаем.
– Вам и не нужен король, Старейшина народа Ветра. Оуайн, мой отец, давно лежит в могиле, а я давно ушел из Гвиннеда в Уэльсе. Когда прорицатель посмотрел в хрустальный шар и предсказал моему отцу смерть, он также сказал, что я проживу свою жизнь вдалеке от Гвиннеда.
Старик снова поднял голову и прислушался.
– Это ветер? – Мадог по-прежнему не слышал ничего, кроме обычных утренних звуков, плеска набегающих на берег волн, шелеста ветра в ветвях гемлоков – этот отдаленный шум всегда напоминал ему о море, оставшемся далеко позади.
– Это не ветер. – На лице старика не отражалось ничего; он лишь внимательно, сосредоточенно слушал.
Юноша не сумел скрыть нетерпения в голосе:
– Когда придет Зилл?
Смуглый Старейшина с нежностью улыбнулся ему:
– Сколько лет ты ждал?
– Мне семнадцать.
– Тогда ты можешь подождать еще немного, пока девушки помогут Зилл подготовиться. И все равно мне нужно еще кое о чем тебя спросить. Уверен ли ты, что никогда не пожелаешь оставить Зилл и этот маленький сухопутный народ и вернуться к большой воде и своему крылатому кораблю?
– Мой корабль разбили ветер и волны, когда мы попытались высадиться на каменистые берега этой земли. А паруса изорваны так, что их уже не зашьешь.
– Можно построить другой корабль.
– Старейшина, даже если бы у меня были инструменты, чтобы срубить деревья на доски для нового корабля, если бы мой брат и мои товарищи были живы, я все равно не захотел бы покинуть Зилл и моих новых братьев.
– Твой брат и твои товарищи?
– Они мертвы, – печально произнес Мадог.
– И все же ты удерживаешь их, и они не могут продолжить свой путь.
– Мы вдали от дома, – негромко сказал Мадог. – Это долгий путь для их душ.
– Неужто боги Гвиннеда настолько слабы, что не могут позаботиться о своих людях?
Синие глаза Мадога потемнели от горя.
– Когда мы ушли из Гвиннеда в Уэльс из-за ссоры моих братьев за трон нашего отца, нам казалось, что боги уже оставили нас. Ибо если братья рвутся поубивать друг друга из-за жажды власти, боги гневаются.
– Возможно, – сказал старик, – ты должен был отпустить богов Гвиннеда, как должен освободить своих товарищей из заключения.