Читаем Быстрый взлет. Королевские ВВС против люфтваффе полностью

Мы поднялись в облака и вскоре вышли на солнечный свет. Я вызвал Мэвуда и рассказал ему о том, что случилось, он сообщил нам только то, что после боя вражеский самолет исчез с экрана его радара, и ничего больше. Мы могли лишь предполагать, что противник на очень малой высоте повернул домой, вероятно поврежденный, или упал в море. Мы никогда не узнали об этом наверняка. Теперь главной нашей заботой было вернуться домой. Мэвуд узнал о погоде в Уэст-Маллинге и сообщил нам, что она значительно ухудшилась с того момента, как мы взлетели. Он направил нас в Брэдвелл-Бей[88] на северном берегу устья Темзы, где погода была немного лучше. Там мы приземлились без каких-либо проблем ко времени второго завтрака. Мы оба были разочарованы, но враг, по крайней мере, не достиг своей цели, и если он возвратился домой, то история, рассказанная им, не вдохновит на подвиги его товарищей. Они больше не имели иммунитета против наших дневных атак в сложных погодных условиях.

Однажды утром, спустя неделю, я был на пункте управления полетами и держал связь с самолетами, и, поскольку казалось, что ничего не происходило, я предоставил Стиксу свободный день. Шел сильный дождь, но нижняя кромка облаков располагалась весьма высоко, поэтому мне показалось, что будет достаточно только дневных истребителей. Я оказался не прав. Сразу после 11 часов мы получили распоряжение выслать для стандартного патрулирования один «бьюфайтер», так как наша разведка имела информацию о вражеской активности в воздухе над Северной Францией. В этот момент единственными свободными летчиками были я сам и новый сержант-радиооператор Хейвуд, который прибыл в эскадрилью лишь неделю назад и не слишком хорошо знал наши бортовые радары «Mk.7». Но мы составили пару и вскоре поступили в распоряжение сквадрэн-лидера Геста, старшего оператора радара «GCI» на южном побережье. Он сообщил, что у него для нас есть «бандит» на 3000 м и в 22 км впереди, приближавшийся к побережью около Истборна.

Я был знаком с бортовым радаром, поскольку во время тренировочных полетов с другими пилотами своего звена исполнял обязанности радиооператора, потому мог давать советы Хейвуду, когда он сомневался. Было видно, что он нервничает, так что я старался ободрить его. На 3000 м мы то входили, то снова выходили из облаков и спустились под них на 60 м, где шел сильный дождь, уменьшавший передний обзор из «бью» до 1,5 км. Когда мы находились в 5 километрах от цели, Хейвуд произнес: «Контакт»– и принял наведение у оператора «GCI». Он быстро успокоился, и его сообщения относительно положения врага были толковыми и эффективными. Я не видел цель до тех пор, пока мы не оказались от нее всего в 270 м. Внезапно на высоте 1800 м появился «Юнкерс-88», выполнявший пологий правый вираж немного выше нас.

– О'кей, Хейвуд, я сделаю его.

По крайней мере, я надеялся, что сделаю. Задние бортстрелки «юнкерса» открыли яростный огонь, а пилот отчаянно стремился уйти в облака. Я открыл огонь слишком рано, стрелял не очень точно и не добился никаких результатов. Однако было не слишком трудно следовать за моим «приятелем» из люфтваффе. Я успокоился и выпустил две точные очереди. «Юнкерс-88» загорелся и круто спикировал в море, подняв огромный фонтан воды на поверхности и оставив постепенно расплывающееся масляное пятно. Я облетел место падения, которое находилось примерно в восьми или около того километрах от побережья между Истборном и Гастингсом, но живых немцев не обнаружил и отправился домой. Хейвуд пролил кровь врага быстрее, чем думал, и переживал восторг от нашего успеха. Он прекрасно выполнил работу. После представления боевого донесения флайт-лейтенанту Хэму, нашему «шпиону», мы с Хейвудом оставшуюся часть дня отдыхали; он со своими приятелями отмечал свой успех, а я ждал появления разгневанного Стикса Грегори. Когда на следующее утро Стикс прибыл на службу и услышал о нашей победе, он начал ругаться прежде, чем я успел укрыться в своей канцелярии.

– Мой чертовски ловкий пилот думает, что может исполнять это со всеми до одного радиооператорами, не так ли? Преднамеренно отсылает меня на день, чтобы показать всем, что мое присутствие не обязательно. У меня есть новость для вас, сэр, сквадрэн-лидер Боб Брехэм. Впредь вы не избавитесь от меня так легко.

К этому времени все звено каталось от смеха, и я еще в течение нескольких дней должен был выносить дружеские шутки Стикса.

Октябрь 1942 г. стал в 29-й эскадрилье месяцем Перца и Соли. Этот относительно новый дуэт доказал, что они – выдающийся экипаж ночного истребителя. Начиная со своего прибытия в эскадрилью летом они уничтожили три немецких бомбардировщика. В последнюю ночь октября они удвоили свой счет, сбив еще три вражеских самолета в ходе двух вылетов. В то время это был рекорд для ночных истребителей союзников. В ходе войны его удалось превзойти лишь однажды, когда наш новый командир эскадрильи несколькими месяцами позже в одном вылете сбил четыре самолета, сохранив таким образом рекорд за 29-й эскадрильей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие

В последнее время наше кино — еще совсем недавно самое массовое из искусств — утратило многие былые черты, свойственные отечественному искусству. Мы редко сопереживаем происходящему на экране, зачастую не запоминаем фамилий исполнителей ролей. Под этой обложкой — жизнь российских актеров разных поколений, оставивших след в душе кинозрителя. Юрий Яковлев, Майя Булгакова, Нина Русланова, Виктор Сухоруков, Константин Хабенский… — эти имена говорят сами за себя, и зрителю нет надобности напоминать фильмы с участием таких артистов.Один из самых видных и значительных кинокритиков, кинодраматург и сценарист Эльга Лындина представляет в своей книге лучших из лучших нашего кинематографа, раскрывая их личности и непростые судьбы.

Эльга Михайловна Лындина

Биографии и Мемуары / Кино / Театр / Прочее / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное