Читаем Быстрый взлет. Королевские ВВС против люфтваффе полностью

– О'кей, я вижу его. Задайте ему как следует.

На дистанции 230 м я мягко потянул штурвал на себя, и «бью» задрожал, когда я нажал на кнопку огня. Противник перешел в пологое пикирование к морю. Мы последовали за ним, и я выпустил вторую очередь. Вспышка огня – и он стал вертикально падать.

Я вновь поднялся на высоту 4900 м, снова направляясь к Амеланду.[109] Прежде чем мы выровнялись, Джеко энергично скомандовал:

– Резко вправо, там еще один, всего в нескольких сотнях метров.

Я вел «бью» в крутом вираже, когда Джеко передал:

– Внимание, он всего в 180 м впереди и немного выше. Вы сближаетесь слишком быстро.

– Боже, я вижу его! – закричал я.

Выше меня был еще один «Мессершмит-110», выполнявший резкий разворот, и при скорости, с которой мы летели, казалось, что мы идем на таран. Я взял штурвал на себя, поймал его в прицел и открыл огонь приблизительно с сорока пяти метров, с дальности прямого выстрела. Последовала ослепительная вспышка, когда «Ме» взорвался прямо перед моим лицом. Наш «бью» начал яростно мотаться из стороны в сторону, угрожая перевернуться на спину. Мое ветровое стекло было покрыто пятнами масла от взорвавшегося самолета, чьи обломки рухнули в море. «Боже, как это было близко», – это все, что я смог произнести. Когда мы выполняли вираж, я в лунном свете увидел парашют, плавно опускавшийся вниз. Моя кровь вскипала. Возможно, это была реакция на то, что мы лишь по счастливой случайности избежали столкновения, или, возможно, потому, что я был измотан. Я вызвал Джеко по внутренней связи:

– Один из ублюдков, должно быть, спасся, я собираюсь прикончить его.

Я уже развернулся к парашюту, когда Джеко сказал:

– Боб, оставьте этого несчастного гада в покое.

Это замечание вернуло меня в чувство. Когда мы пролетали мимо жалкой фигуры, повисшей на конце парашюта, мне было жаль, что я не мог передать ему, что его жизнь была спасена состраданием моего радиооператора – еврея, подобного многим из тех, кого нацисты убивали в гетто и концентрационных лагерях в Европе.[110]

Мы опять поднялись на 4900 м и направились к Амеланду. Джеко все еще получал сигналы на приборе «Serrate», но к этому времени усталость дала себя знать, я был так измотан, что едва мог что-то видеть.

– Джеко, я думаю, достаточно; давайте полетим домой. Остальные парни тоже должны иметь неплохой счет.

Джеко также устал, но он хотел продолжить патрулирование.

– Боб, у нас еще много боеприпасов. Возможно, мы сможем сбить еще пару.

Я боюсь, что у него не было шансов выиграть этот спор. Два утомленных, но довольных летчика спикировали к Северному морю и повернули на запад к дому. Почти через четыре часа после взлета мы благополучно приземлились в Уиттеринге.

Часть экипажей уже вернулась, но больше половины, включая вторую «волну», все еще были в воздухе. У нас была довольно хорошая ночь. В дополнение к нашим двум сбитым самолетам другой экипаж сообщил еще об одном уничтоженном и одном поврежденном самолетах. Несмотря на то что Джеко и я были измотаны, проведя несколько ночей без надлежащего сна, мы были настроены дождаться возвращения всех оставшихся. В 3.30 все вернулись, и я был рад, что мы не понесли никаких потерь. Моя эскадрилья уничтожила четыре вражеских самолета и один повредила. Я был немного разочарован. Я думал, что мы могли добиться большего, но, без сомнения, наше присутствие вызвало очень большое замешательство противника. Вероятно, мы сохранили жизни многих экипажей наших бомбардировщиков. Позже мы узнали, что налет на Пенемюнде был очень успешным. Там погибли около 700 человек персонала, включая многих опытнейших техников. Но гораздо важнее был тот факт, что развитие и производство оружия «Фау» было задержано приблизительно на девять месяцев. Бомбардировочное командование заплатило за это высокую цену. Из приблизительно 600 самолетов не вернулись более пятидесяти.[111] Большинство из них были потеряны около и над целью, что снова указывало на потребность в самолете большего радиуса действий, чем «бьюфайтер».

Вскоре несколько ранних модификаций истребителей «москито» передали в эскадрилью для испытаний. Но они были лишь кучкой изношенных самолетов. Перед тем как попасть в 141-ю, они сначала использовались в эскадрильях, а затем в учебно-боевых подразделениях. Их двигатели приносили нам бесконечные проблемы на больших высотах. Все же эти немногие самолеты позволили экипажам освоить «москито», которые по своим характеристикам превосходил «бьюфайтер».

Однако никто не мог сравниться с нашими излюбленными «бью» по прочности. Во многих случаях они возвращались обратно, когда другие самолеты уже должны были развалиться. Мы никогда не использовали эти первые немногие «мосси» для боевых вылетов из-за их ненадежности, но по достоинству оценили бы их, если получили бы более новые модификации. В ходе некоторых испытательных полетов в дневное время мы проводили учебные бои с американскими «лайтингами» Макговерна, и, даже учитывая наш недостаточный опыт полетов на «москито», «лайтнинги» имели слабые шансы против нас в бою.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие

В последнее время наше кино — еще совсем недавно самое массовое из искусств — утратило многие былые черты, свойственные отечественному искусству. Мы редко сопереживаем происходящему на экране, зачастую не запоминаем фамилий исполнителей ролей. Под этой обложкой — жизнь российских актеров разных поколений, оставивших след в душе кинозрителя. Юрий Яковлев, Майя Булгакова, Нина Русланова, Виктор Сухоруков, Константин Хабенский… — эти имена говорят сами за себя, и зрителю нет надобности напоминать фильмы с участием таких артистов.Один из самых видных и значительных кинокритиков, кинодраматург и сценарист Эльга Лындина представляет в своей книге лучших из лучших нашего кинематографа, раскрывая их личности и непростые судьбы.

Эльга Михайловна Лындина

Биографии и Мемуары / Кино / Театр / Прочее / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное