Из-за нашего постоянно растущего счета побед нас с Джеко часто упоминали в печати. Обычно статьи развлекали нас, но время от времени и очень смущали. Я хотел бы знать, откуда исходила информация. Вечером после рейда на Пенемюнде я спал в своей комнате, когда дверь распахнулась и появился Винн с газетой в руке.
– Вы видели это, сэр? – с хитрой улыбкой спросил Винн.
Он прекрасно знал, что я газеты не видел. Я схватил газету и прочитал заголовок статьи, в которой рассказывалось о нашем с Джеко недавнем опыте. Она включала не очень точное описание наших боевых действий и детали моей жизни. По-видимому, меня готовили в ангелы, поскольку я был назван большим любителем греческой классики и убежденным трезвенником. Неудивительно, что Чарльз Винн искоса смотрел на меня. В тот момент я был чрезвычайно рассержен, но позже нашел это забавным. Какой-то репортер взял интервью у моего гордого отца и, боюсь, извратил то, что тот сказал. Фактически я бросил чтение греков в тот же момент, когда покинул школу, и, честно сказать, едва ли мог назвать себя трезвенником. Мне потребовалось много дней, чтобы загладить миф о своем пуританском существовании.
Глава 24
Вскоре после успеха эскадрильи в ходе ночного рейда на Пенемюнде я был награжден пряжкой к своему ордену «За отличную боевую службу». Цитируя официальное сообщение, «за блестящее руководство 141-й эскадрильей и исключительные навыки и храбрость, проявленные в ходе боевых вылетов». Звучные слова, которым, надеюсь, я соответствовал. Мои успехи были результатом слаженной работы пилота, радиооператора и наземного персонала, поэтому я полагал, что награда принадлежала всей эскадрилье. Было шумное празднование, в котором принимала участие вся 141-я. Мы были очень горячи и молоды и, вероятно, переборщили со спиртным, как и в предыдущих случаях. Я вовсе не пытаюсь оправдываться. Некоторые могут подумать, что мы зашли слишком далеко. Согласен, но полагаю, что были серьезные основания для такого поведения. У многих авторов, особенно британцев, есть тенденция преуменьшать эту сторону службы во время войны. Кажется, что офицеры военно-воздушных сил были образцом добродетели, по губам которых не текло ничего иного, кроме героических слов и молока![112]
За исключением нескольких случаев, действительность была совершенно иной. Давайте смотреть правде в лицо, имелось много причин того, почему мы пили слишком много. Для некоторых алкоголь был способом убежать от действительности или подавить страх. Другие, возможно имевшие меньше воображения, относились к этому так: «Давайте полностью наслаждаться жизнью, завтра мы можем быть мертвы». Что касается моих собственных побудительных причин, я никогда не пытался их анализировать, но думаю, что в их основе лежал страх. Не только страх самому «купиться», но также и страх показать свой страх другим. Не пытаюсь оправдываться, но хочу напомнить читателю об ужасной ответственности, которая давила на наше поколение молодых людей, некоторые из которых были еще мальчишками.Активизация военных действий против врага подразумевала, что мои посещения семьи в Лестере станут короткими и редкими. Я понимал, что достиг той стадии, когда мои обязанности по отношению к жене и детям отошли на второй план, главной стала работа по управлению эскадрильей. Для Джоан это было трудное время. Я становился раздражительным и не слишком понимающим супругом. Эффект от длительных боевых вылетов давал себя знать, хотя в то время я еще не понимал этого.
Некоторые из рейдов наших бомбардировщиков не требовали эскорта, например налеты на Италию или на порты на побережье Ла-Манша. Немецкие истребители появлялись редко, поскольку цели находились вне пределов главных поясов обороны люфтваффе. Противодействие было только со стороны немецкой зенитной артиллерии. И все же мы иногда, на всякий случай, выпускали наши «бью».
В ходе одного из этих легких вылетов вместе с бомбардировщиками, атаковавшими порты на побережье Ла-Манша, мы понесли одну из наших немногих потерь от действий противника. Никаких вражеских истребителей не было обнаружено, но огонь зенитной артиллерии был интенсивным. На обратном пути один из наших «бью» был поражен зенитным огнем. Пилот флайт-лейтенант Фергюсон стал пикировать на сильно поврежденном самолете в направлении Ла-Манша, надеясь дотянуть до Англии. Был ли он ранен или нет, его радиооператор флаинг-офицер Осборн так никогда и не узнал. Всего в нескольких километрах от побережья на высоте 60 или 90 м пилот сообщил радиооператору, что они вынуждены будут сесть на воду.