Быть балериной. Частная жизнь танцовщиц Императорского театра

В 1914 году Павлова в последний раз приехала в Россию, привезя с собой «Дочь Фараона», которую она хотела показать Матильде Феликсовне: «Как умная артистка, она понимала, что этот балет не для нее. Конечно, испортить его она не могла, но и сорвать большой успех тоже. Она очень хотела, чтобы я ее посмотрела в этом балете. Из-за траура я в зрительный зал не ходила, но согласилась посмотреть на нее из-за кулис, где она очень трогательно приготовила мне в первой кулисе стул с коробкой конфет. Павлова очень боялась танцевать «Дочь фараона» в моем присутствии, отлично зная, что это был мой сильный балет. Она прекрасно справилась со своей ролью, но особого успеха не имела».

Февраль 1913 года справлялось трехсотлетие дома Романовых: Кшесинской предложили выступить в нем, в опере «Жизнь за царя», во втором акте нужно было станцевать мазурку. Отказаться от участия в парадном спектакле было, мягко говоря, не принято, эти спектакли носили совершенно особый, высокоторжественный характер, публика на них не допускалась, присутствовали только лица по приглашению от двора. В этот юбилейный день спектакль был в присутствии государя, двух императриц, всей царской семьи и всего сановного мира.

2 февраля 1914 года состоялся бенефис кордебалета. Давали балет «Талисман», в котором после долгого перерыва снова блистала Кшесинская. 9-го она участвовала в бенефисе Н. Легата. Был выбран балет «Эсмеральда». Важнейшая роль для Матильды, выстраданная. Впервые Николай II увидел Кшесинскую в этой роли именно 9 февраля 1914 года. «Я всегда танцевала этот балет с большим увлечением и всею силой души переживала судьбу несчастной Эсмеральды. Но в этот вечер, когда я играла впервые для Ники, я переживала мою роль всем сердцем и душой. Сцену ревности на балу, когда Эсмеральда с Гренгуаром танцуют перед Фебом и его невестою, я провела с таким подъемом, как будто решалась моя собственная судьба. Я играла и танцевала со слезами на глазах. Я чувствовала, что в этот вечер среди зрителей были такие, которые меня понимали и переживали всю драму вместе со мною. Мне было только бесконечно грустно, что я так и не узнала, какое впечатление я произвела на Ники, так как великий князь Сергей Михайлович был в отъезде и потому не пришел в театр, а Ники всегда ему говорил, как он меня нашел».

После Кшесинская выступила в «Спящей красавице» и уехала с Андреем в Кап-д’Ай, где в прошлую зиму они купили виллу. Новый свой дом Матильда назвала «Алам», если перевернуть название и прочитать наоборот, получится ее детское имя Мала.

За время их отсутствия был заново выстроен новый нижний дом, и теперь хозяева должны были принять выполненную работу. «Новый нижний дом был двухэтажный: в верхнем этаже было шесть жилых комнат, из которых четыре с видом на море, для гостей, для адъютанта Андрея — Кубе[179], для доктора Маака и для камердинера Андрея — Леднева, две с окнами под потолком для прислуги и две уборные. Внизу — обширный гараж, квартира для шофера, прачечная и котел центрального отопления. Крыша нового дома служила продолжением террасы нижнего сада. Когда все было готово, и последний рабочий покинул виллу, мы для освящения дома пригласили из Канн нашего старого друга, отца Григория Остроумова, который отслужил молебен, обошел весь дом и окропил все комнаты Святой водой. Это было настоящим новосельем на вилле «Алам». Потом я всех угостила великолепным завтраком, и все присутствующие расписались в новом альбоме, специально заказанном для виллы «Алам» который сохранился у нас на память. На первой странице альбома так и значится рукою Андрея: «27-го февраля (12-го марта) 1914 года — День освящения виллы»».

Война. Лазарет Кшесинской

Летом в Стрельне они отпраздновали день рождения Вовы. И как пишет сама Матильда Феликсовна, «этим праздником закончилась наша мирная, веселая, беззаботная жизнь». Началась война, которая вскоре получит название Первой мировой.

Последний раз Кшесинская танцевала в присутствии государя, своего любимого Ники в Красносельском театре. «Когда государь уезжал из театра, как и двадцать лет тому назад, я стояла у окна своей уборной. Тогда я была молоденькой влюбленной девушкой, я ждала его появления верхом у подъезда, а по окончании спектакля провожала его у окна глазами, полными от слез радости, мечтая о следующей с ним встрече.

Когда государь покидал театр, вид у него был грустный и озабоченный. В первом антракте были получены тревожные сведения о возможности войны. По обыкновению, все заходили ко мне в уборную. Настроение было удрученное, хотя все надеялись, что мировой конфликт будет избегнут. Стояла я в тот день у окна, погруженная в грустные мысли. Что будет со всеми нами, я волновалась за жизнь близких и дорогих мне людей, в особенности за Андрея, который должен был идти на войну. Не приходилось мне волноваться лишь за моего сына, он был мальчиком, и взять его не могли». В ту пору Вове только что исполнилось 12 лет — возраст действительно не призывной.