На следующий день началась подготовительная мобилизация, потом была объявлена полная мобилизация, а через два дня началась война. Один за другим уходили на фронт знакомые и друзья, в конце сентября уехал и Андрей, он должен был находиться при штабе Северо-Западного фронта. Не поехал только великий князь Сергей Михайлович, так как в своей последней инспекционной поездки по Сибири заболел суставным ревматизмом.
Меж тем в Петербурге начали открываться лазареты, в которые каждый день поступали раненые. Желая сделать что-то полезное для победы, Кшесинская тоже открыла свой частный лазарет. Сняла квартиру на Каменноостровском проспекте, купила туда 30 кроватей. На первом этаже размещались палаты для больных, на втором помещения для персонала. «Я не жалела средств на его устройство, в нем были две операционные комнаты и три палаты для раненых по десять кроватей в каждой. Я привлекла лучших врачей, которые каждый день посещали лазарет. Постоянный штат состоял из одной старшей сестры, двух сестер и двух санитаров и повара Сергея, который начал у меня поваренком и к этому времени был помощником моего главного повара».
Разумеется, Кшесинская не присутствовала на операциях или перевязках, так как понимала, что все равно не сможет помочь. Вместо этого она узнала адреса семей находящихся в ее лазарете раненых и посылала им подарки и узнавала, не может ли чем-нибудь помочь. И еще, желая развлечь и ободрить своих подопечных, она устроила большой праздник и танцевала перед ними с Орловым и Стуколкиным[180]
в театральных костюмах.Несмотря на войну, гастроли продолжались, что называется, по расписанию. Ревель, Гельсингфорс, Киев. Затем двухнедельная поездка по России (Москва, Киев, Харьков, Ростов-на-Дону, Баку и Тифлис).
По возвращению она убедилась, что некоторые раненые из ее лазарета окрепли настолько, что их можно вывезти за город, и пригласила несколько человек в Стрельно. В дальнейшем она будет привозить на собственную дачу все новых и новых выздоравливающих.
1916 год, Кшесинская отмечала 25-летие своей творческой деятельности. На этот день она попросила себе бенефис, все средства с которого должны были пойти Императорскому Русскому театральному обществу. С тем, чтобы те уже передали их в пользу семей артистов, призванных на войну.
Понимая всю ответственность происходящего, Кшесинская выбрала балет «Талисман» и назначила очень высокие цены на места. Несмотря на это, все билеты были проданы, и многие зрители, зная о том, куда пойдут деньги, прислали даже больше. Таким образом было собрано 37 000 рублей, по тем временам огромная сумма. «Я поместила в газетах заметку, что прошу, ввиду военного времени, не подносить мне цветов в бенефис, но, несмотря на это, я получила массу цветов. Какая-то дама, сидевшая в креслах под моей ложей, где был мой сын, громко выразила свое возмущение по поводу этого множества цветочных подношений. Мой сын довольно резко ответил ей: «Она заслужила». Заступничество Вовы, которому тогда было только тринадцать лет, всем очень понравилось. Мой бенефис состоялся 21 февраля. Я получила от публики громадную хрустальную вазу для крюшона в массивной серебряной оправе работы Фаберже с такой же массивной ложкой и в тот же вечер за ужином разливала ею всем крюшон. Эта ложка сейчас находится у меня, я ее нашла в Кисловодске, в магазине случайных вещей, и мне ее вернули».
В апреле Кшесинская рискнула впервые танцевать «Жизель». «Я отлично сознавала, что эта роль не для меня, но в то время я была худенькая и воздушная и рискнула исполнить этот балет. Главной целью спектакля было собрать деньги в пользу санитарных организаций великой княгини Марии Павловны. (…) Конечно, я не была такою Жизелью, как Анна Павлова, она в этой роли совершенно незаменима, но все же я имела успех у публики, которая оценила мое доброе побуждение помочь раненым. Зато поклонники Павловой, а с ними и мои личные враги, а их было у меня немало, выступили против меня. Но это меня совершенно не расстроило, я к таким маленьким уколам уже привыкла».