У светлого дрожит рука, и елка медленно заваливается набок, обламывая себе еще пару веток.
— Сколько?!
— Четыре, — сдается гном.
— Да у тебя написано: десять медяков за метр!
— Эта особенная, — не сдается гном, заслоняя спиной надпись. — Да и мало ли, чего там написано. В северной пещере на стенах тоже много чего понаписано…
— Короче, даю двадцать медяков — и ни единым больше.
— А чего это только двадцать?! — возмущается гном.
— У нее один бок почти лысый — вон там, — показывает пальцем Аид.
— А ты на ней еще попрыгай! Не нравится — не бери.
— Да ладно вам спорить, смотрите, я еще одну елочку нашел. Она чуть выше, но тоже ничего.
Меня прожигают такими взглядами, что я делаю вид, будто я не я и елка мне вовсе не нужна.
— Три серебрушки! И ни единой меньше!
— Пошли, Фтор. Нам тут не рады.
— Да что же это деется! Пришли — товар поломали, над продавцом поглумились и сваливаете? А в пятак?!
На Аида страшно смотреть.
— Ты сейчас на кого рот раззявил, недомерок?!
— Что тут происходит?
В загон с елками входит стражник. Еще трое остаются снаружи. Появились стражники чуть ли не из-под земли.
Вздохнул и отошел от елочной кучи. Почувствовал: не будет у нас сегодня ни елки, ни денег, да и спать будем не дома.
Аид — великий дипломат! В результате у гнома конфискуют елки и тащат их в главное отделение стражи. Перед светлым извиняются, просят его не нервничать. Гному, у которого не оказывается лицензии на торговлю, грозят камерой и баландой на ближайших три года. Так что в его лице мы наживаем кровного врага. Елку, правда, нам дали не очень красивую и лысоватую. Все остальное разобрали довольно перешептывающиеся стражники.
Идем домой, я тащу за собой наш трофей, который планомерно теряет остатки ветвей при трении о мостовую. В итоге за нами тянется зеленый елочный след из отломанных веток и иголок. Гном шагает рядом, почесывая затылок и ругаясь под нос.
— Аид, она мне не нравится.
— Чем? — уточняет хмуро.
— У нее осталось три ветки, и те лысые.
Светлый останавливается и оборачивается. Гном идет дальше, продолжает ругаться на чем свет стоит.
— Н-да. Зато бесплатно.
— Эй ты, стой.
Гном даже не тормозит.
— Если хочешь, можем принести тебе новые елки.
А вот это действует. К нам оборачиваются и вопросительно хмурятся.
— Ты покажешь, где есть неплохие елки. А мы поможем привезти в город еще штук двадцать зеленых красавиц.
— Это без меня. Я не вынесу вида такого количества срубленных деревьев. — Аид все-таки бросает несчастное дерево и, сунув руки в карманы, подходит ко мне.
— Пойдешь лицензию выбивать.
— А чего ее выбивать, — пожимает плечами гном. — Заплати золотой — и живи спокойно.
— Не понял?
— Мне очень повезет, если за такое небольшое количество елок наторгую золотой. И страже золотой отдай. Ну и в чем тогда моя выгода?
— Вот теперь понял, — чешу затылок, думаю. — А что, если я им что-нибудь спою в качестве уплаты за лицензию?
— Ага. А они тебе ответят, тоже в рифму и — пинком под зад.
— Ты не понял, я пою великие вещи. И вообще, я бард с мировым именем!
— Каким?
— Фтор!
— Не знаю такого. Ладно, пошли, что ли, споешь. Все равно никаких идей больше нет. А там видно будет. У вас, ребята, как я погляжу, тоже стабильного заработка нет.
Надо же, какой проницательный.
— Уверен, как только я спою новый рождественский гимн собственного сочинения на пороге казармы, они мне не только выдадут лицензию, но и отдадут свои сердца.
— Блажен, кто верует, — скептически произносит бородач.
Несмотря на скептицизм гнома, мы дошли до главного отделения стражи.
— Давай ужо пой, малец. Пущай у них уши вянут. В конце концов, петь здесь не запрещено. — Меня хлопают лопатоподобной рукой по плечу и мрачно кивают.
Улыбаюсь, набираю в грудь побольше воздуха и начинаю, мысленно вспоминая слова песни, которую сочинил сегодня ночью.
Там есть еще пара-тройка куплетов. Но допеть не дают. Меня вежливо просят уйти и не маячить. На вопрос: «А разве запрещено петь на улице?» — отвечают просто: