«Много-много на этом ноже кровушки», — вырубая компьютер, подумал я и потянулся пятернёй к затылку. Хотел почесать, но едва коснулся, вскрикнул от боли — шишка вздулась и горела огнём. Морщась от боли, я потянулся к телефону. Стал набирать номер Архипыча, но вспомнил, что ему сейчас не до меня, поскольку ловит нежить, призванную в Пределы каким-то ушлым некромантом. Скинул набор и вызвал из записной книжки номер Альбины.
— Слушаю тебя, дракон, — ответила ведьма. — Что, опять секретаршу потерял?
— Секретарш не держу, — напомнил я.
— Ну помощницу. Какая разница?
— Принципиальная.
— Дурак ты, дракон.
— Спорить не буду, со стороны видней. А что там у тебя гудит?
— Чайник. Зубы не заговаривай, говори, чего звонишь? Или опять будешь врать, что соскучился?
— Это само собой.
— Да иди ты знаешь куда.
Уточнять направление я не стал, поспешил сообщить:
— Вообще-то, проконсультироваться хотел.
— Нашёл справочную.
— Слушай задачу, — не обращая внимания на её фырканье, начал я. — Исходные данные следующие: мистер Ху обзавёлся ритуальным ножом и ритуальной же чашей, а помимо того — церковным крестом. Вопрос: для чего он всем этим обзавёлся?
— Крест испачкан в крови?
— Да.
— А ты сам как думаешь?
— Думаю, что проведения чёрной мессы, — ответил я.
Ведьма похвалила:
— Правильно думаешь.
— А что ещё нужно для её качественного проведения?
— Грамотно выбранное место Силы, толковое заклинание, ну и человек, которого в жертву… Подожди, а ты об этом из теоретического интереса или…
— Или.
— Неужели кто-то из местных уже собрал все артефакты для мессы?
— Полагаю, что да.
И тут ведьма разразилась такими отборными ругательствами, что моё ухо покраснело от стыда.
— Ты чего это, Альбина, так вскипела? — стал пытать я, когда она умолкла.
Она не ответила, она приказала:
— Егор, хватай ноги в руки и немедленно лети ко мне.
В её голосе слышались панические нотки.
— Что, всё так плохо? — спросил я.
— Плохо, Егор, — простонала Альбина. — Ох, как плохо. Ты даже не представляешь, насколько всё плохо. Но это не телефонный разговор. Лети. Я жду.
Перед тем, как выйти, я ещё раз окинул взглядом кабинет — что же всё-таки подкинули? И вновь ничего чужого не увидел. Решил, что найду потом. Хотя и понимал, что это «потом» может и не наступить.
10
Уже стоял перед Альбининой дверью, когда услышал, что кто-то, стоящий пролётом выше, тихо сказал:
— Жить не хочется.
Я не поленился, поднялся глянуть, кого это так мощно скрутило.
У окна, понуро опустив белобрысую голову, стоял и хныкал мальчишка лет девяти. Не слыша, что я подхожу (впрочем, может, ему это было всё равно), он повторил:
— Жить не хочется.
Фразу мальчишка перебил плаксивым шмыганьем, и получилось так, будто он сам у себя спросил, стоит ли ему жить, и сам же себе ответил, что, дескать, нет, не хочется.
— Пацан, слышишь, пацан, — сказал я, тронув его за плечо. — А ну-ка послушай меня, пацан.
Малец поднял на меня наполненные недетской печалью глаза:
— Чего, дядь?
— Пацан, ты того… этого… Как бы тебе… В общем, пацан, ты это брось. Жизнь даётся только раз, и прожить её надо. Понимаешь? Надо и точка.
— Не факт, — ответил мальчик, размазав слезу по щеке.
— Ты так считаешь? — удивился я такой недетской отповеди.
Пацан вновь всхлипнул, но уже не с такой безнадёгой, вздохнул-выдохнул и озадачил меня по самые помидоры:
— Я, дядь, никак не считаю, а вот вы считайте: в машине ехали Джон, Эрн и Мэри. Полисмен остановил машину и нашёл в ней пистолет. Джон сказал: «Он мой». Эрн сказала: «Он её». Мэри сказала: «Он его». Чей был пистолет, если все полисмену соврали?
Я опешил:
— Мальчик, ты меня пугаешь. Это что — буддийский коан?
— Нет, что вы, дядь, — замотал малец головой, — вовсе это никакой не коэн. Марь Васильевна говорит, что коан — это когда нужно понять, почему так: если есть я, то есть и Вечность, но если есть Вечность, то меня нет. Вот то коэн. А это так, задачка на логику.
Окончательно припухнув, я замямлил:
— Марь Васильевна? Задачка? На логику?
— Угу, на логику, — кивнул пацан, после чего широко улыбнулся и, прошмыгнув у меня под рукой, поскакал вниз. При этом расставил руки на манер крыльев и загудел, словно пикирующий бомбардировщик.
— Весь мир — дурдом, а люди — его пациенты, — невольно вырвалось у меня.
Произнёс я эту фразу хотя и вслух, но так (ума хватило), чтобы малец ничего не услышал: человек с подвижной психикой, что та глубинная бомба — задел и слезай-приехали. С такими нужно быть поаккуратней.
Когда Альбина открыла дверь, я вместо положенного «здравствуй» доверительно сообщил ей:
— Гадом буду, пистолет принадлежал девушке по имени Эрн.
— Я очень рада за неё, — невозмутимо сказала ведьма, потянув меня за рукав. — Проходи быстрей, не разувайся и пока топай на кухню.
— Чего так?
— У меня клиент, так что подожди чуток. Я быстро. Пять минут, не больше.
Пройдя на кухню, я повёл себя по-хозяйски: быстро сварганил чашку двойного кофе, надыбал плюху и от нечего делать включил стоящий на холодильнике телек.