Быть драконом

После этих слов я встал, поправил ремни кобуры, приблизился к окну, грубо оттеснил ничего не понимающего борца плечом, посмотрел на улицу сквозь щель жалюзи и с самым независимым видом пропел себе под нос, но так, чтобы слышали все:

— Don't worry, be happy.

После чего вернулся на место, похрустел суставами пальцев и, не давая наглецам придти в себя, продолжил:

— Теперь о второй причине. Когда вышеупомянутые высшие аспекты ко мне обратились, это было не совсем очевидно. Но не для меня. Я имею в виду не то, что бросается в глаза, а то, что лежит на поверхности. И вот как раз по этому поводу я и могу с полной ответственностью сказать: тут лучше промолчать. Иначе всё выглядит глупо. Но суть не в этом, а в упущенных возможностях. Ведь если вы что-то держите за очевидное, то трудно представить его вывернутым наизнанку. Какие бы ассоциации при этом у нас не возникали. По крайней мере, здесь и сейчас.

В этом месте своего зажигательного спича я развёл руками, дескать, извините, и поставил точку:

— Собственно, у меня всё.

Захватчики молчали минут три. Первым пришёл в себя боксёр и спросил у борца неожиданно высоким — будто геля перед этим глотнул — голосом:

— Паша, это чего клиент сейчас сказал?

— Клиент нас, Савва, куда подальше послал, — объяснил ему борец. Он оказался сообразительным малым. Всё-таки по голове ему стучали не так часто, как его напарнику.

Боксёр нахмурился:

— И чего будем делать?

— Будем делать, — объявил борец. И сразу перешёл от слов к действию: в два шага приблизился к столу и ткнул мне шпагой в грудь.

Зря он так нехорошо поступил. Это ведь было моё оружие. И оружие заряженное.

— Угомони его, — приказал я шпаге.

Она тут же ожила, свернулась в петлю и упёрлась остриём борцу в кадык, после чего вырвалась из его рук, изобразила в воздухе кульбит и с глухим звуком ударила рукоятью прямо в лоб.

Когда борец повалился без чувств, шпага вонзилась в пол, проткнув изуродованное ухо.

— Йок-макарёк! — выкрикнул боксёр и ринулся ко мне.

— Чего ждёшь? — спросил я у пеликана.

Бронзовая птица встрепенулась, взлетела к потолку и, совершив крутой вираж, свалилась в боевое пике. Боксёр испуганно пригнулся, но это ему не помогло. Получив своё, отлетел к батарее и там затих.

Когда пеликан сел мне на плечо, я спросил у побелевшего лицом юриста:

— Не стыдно тебе, дружок?

Адвокат не ответил.

— Ведь, наверняка, был когда-то примерным мальчиком, — тихо произнёс я, а потом гаркнул: — Был или нет?!

— Бы-ы-ыл, — еле слышно проблеял адвокат задражавшими губами.

— Плакал, когда умерла мама оленёнка Бэмби?

— Пла-а-акал.

— А теперь что творишь?

Он пожал плечами.

— Пошёл вон, пока в жабу не превратил, — приказал я, устало откинулся на спинку кресла и вытянул ноги.

Через секунду юриста в кабинете уже не было.

Я накапал себе в стакан «от нервов», выпил и только после этого выкинул за окно бесчувственные тела. В каждом из хунвейбинов живого веса было за центнер, но я осилил. И даже не разу не чертыхнулся. Любишь кататься, люби и саночки возить.

12

По окончании насыщенного трудового дня я завёз Леру в Дом культуры имени товарища Дзержинского. По средам у моей помощницы «танец живота». Ничего не имею против, хотя и не совсем понимаю, где она прячет тот самый живот, которым должна зажигать.

Прежде чем расстаться, я вытащил из бардачка коробок с золотой лодочкой и выдал девушке задание:

— С утра идёшь в краеведческий музей, находишь профильного специалиста и выясняешь об этой штуковине всё, что можно выяснить. Осилишь?

— Спрашиваете! — загорелась Лера. — Конечно. А что это?

— Я тебя зачем в музей посылаю?

— Узнать всё про эту вот красоту.

— Так чего ты у меня спрашиваешь? Это я у тебя сам завтра спрошу, что это да зачем это.

— Блондинке стало стыдно, — созналась Лера. — Блондинка зарделась.

— То-то же, — усмехнулся я. — И вот что ещё. Вне коробочки держи эту штуковину не больше минуты.

— Почему?

— Чтоб не окислилась.

— Но это же золото. Оно же…

— Умная?

— Не совсем, но на макушке уже появилось тёмное пятнышко.

— Гони сюда коробок, сам схожу.

— Но почему?!

— Потому что мне для этого дела не нужен умный помощник, мне нужен исполнительный.

— Всё, шеф, поняла. Минуту так минуту.

Она зажала коробок в кулачке и выскочила из машины.

Оставшись в одиночестве, я пошёл на круг по улице Декабрьских Событий и чтобы не тратить понапрасну время, запустил подготовленный Лерой диск с той дорожки, на которой прервался в офисе.

— Не спите, шеф! — раздался из колонок окрик Леры (при чтении собранного материала, она не забывала вставлять в текст отсебятину). — Начиню читать про тамошних служителей культа. Слушайте. Для отправления жертвоприношений у доваларов, как и у других коренных народов Сибири, существует особый класс шаманов, которых они называют кхамами. Кхамами бывают не только мужчины, но и женщины. Вау! Вперёд, сестрёнки! Согласитесь, шеф, это справедливо. Я иногда вот думаю, почему у нас нет женщин священнослужителей? Попадей. Нет, попадья — это жена попа. Поповниц… Попиц. Тьфу ты! Как будет правильно? Ладно, не важно. Почему такая дискриминация? А, шеф?

— Потому что, — буркнул я.