Быть Джоном Ленноном

Уроки Махариши по медитации в конечном итоге оказались для Джона как об стенку горох, а вот в плане сочинительства — как для него, так и для Пола — время в Ришикеше было бесценным. Через пару недель Маккартни привезет домой среди прочего «Martha My Dear», «Blackbird», «Back In the USSR», «I Will» и «Ob-La-Di, Ob-La-Da». Джон напишет «The Continuing Story of Bungalow Bill», «Dear Prudence» и «Yer Blues». Еще появится «I’m So Tired» со строчкой: «…and curse Sir Walter Raleigh, he was such a stupid get»[103], — в ней Джон обрушится на Рэли, ибо тот в конце XVI века привез в Англию табак. «Мне она всегда нравилась. Ее бы в кампанию против курения», — говорил он мне.

Ришикеш задумывался как духовный ретрит для Beatles, но для Джона в основном стал местом творчества. «Опыт стоил того, хотя бы из-за песен, что из него получились, — рассказывал он. — Но это с тем же успехом могла бы быть пустыня. Или Бен-Невис… Там было мило, спокойно, все всегда с улыбками… вверху, на горе… и бабуины твой завтрак тырят. И самое смешное — вокруг вся эта красота, в день по восемь часов медитаций, а я писал самые несчастные песни на земле. В «Yer Blues» есть строчка: «I’m lonely, want to die»[104], и я не шутил, вот так вот я себя чувствовал. Там, наверху, я пытался добраться до Бога, мне приходили мысли о самоубийстве». Впрочем, он явно слегка шутил. Он всегда акцентировал в репликах определенные слова — как курсивом на письме.

Ринго и Морин уехали первыми, через десять дней: сказали, скучают по детям и осточертели еда и мухи. Ашрам, как мне поведал Ринго, вернувшись домой, «походил на «Батлинз»», летний лагерь, где он когда-то играл с Rory Storm & The Hurricanes. Скорее всего, он тоже слегка преувеличил.

Пол и Джейн уехали через месяц, но их сменил Алекс-волшебник, и безмятежность лагеря затрещала по швам. Алекс считал Махариши мошенником, доившим Beatles ради собственной славы, и звучало это слегка забавно — от грека-телемеханика, который своими невозможными задумками и вечно не работавшими изобретениями задурил голову легкомысленному и впечатлительному Джону.

Но через несколько дней по лагерю прокатился слух, будто Махариши домогался американки. Алекс-волшебник ухватился за этот слух: вот, говорил он, видите, а факирчик-то не такой святой, каким себя выставляет!

Махариши мог быть кристально чист в своих помыслах, словах и делах, как верили некоторые из его почитателей-битлов. Мог и не быть. Никаких доказательств порочащего его слуха никто не представил. Но это уже не имело значения. Маленькая община, разгоряченная, замкнутая и слегка истеричная, плевать хотела на поиск улик или опровержений. Словно в романе Эдварда Моргана Форстера «Поездка в Индию», слухи, сплетни и, возможно, культурные различия быстро взяли свое.

Синтия позже вспоминала: после девяти недель в ашраме Джон сказал ей, что разочаровался в Махариши. Леннон решил, что для духовного человека, каким выставлял себя йог, тот слишком сильно интересовался деньгами, славой и знаменитостями — по сути, повторил все обвинения, которыми в шутку бросалась в Махариши британская пресса, когда Beatles стали им столь публично одержимы. Вариант, что он в одно и то же время может быть и хорошим, духовным человеком, и успешным дельцом, видимо, не рассматривался.

Харрисон разрывался на части. «Когда уже и Джордж заподозрил, что все это правда, — рассказывал Джон, — тогда я подумал: «Ну, если уж и Джордж в нем усомнился, тут явно что-то неладно»». Он решил покинуть ашрам и, как обычно, подал пример всем остальным.

— Почему ты уезжаешь? — спросил Махариши.

— Если ты такой космический, догадайся сам, — отрезал Джон.

И вот так, на фоне слегка иррационального и необоснованного страха, будто Махариши может помешать им покинуть ашрам, приключение Джона с «маленьким факиром» подошло к концу.

Ну, почти… Такси, перевозившее Джона и Синтию в Нью-Дели, сломалось, и, когда водитель отправился искать помощи с автомобилем, Джон вышел на обочину и поймал машину — изумленный незнакомец узнал его и любезно отвез пару в отель.

Авторы часто находят способ обрушить месть на голову тех, кого считают предателями. В душе Джона, автора песен, уже пустила корни мысль отомстить гуру, ославив его на весь свет. «Maharishi, what have you done, You made a fool of everyone»[105], — родились первые строки. Джордж, невероятно расстроенный, все-таки уговорил его скрыть имя того, в кого был нацелен удар. Так Махариши уступил место некой сексуальной Сэди. «Sexy Sadie, oh yes, you’ll get yours yet»[106]. Это было злобно.