Быть Джоном Ленноном

Мими обладала резким характером, проницательностью и острым умом, читала запоем и не терпела дураков. Своего будущего мужа, Джорджа Смита, она встретила в 1931 году. Владелец маленькой семейной фермы, он доставлял молоко в Вултонский госпиталь в южной части Ливерпуля, где Мими изучала сестринское дело и проходила практику. Она решит строить карьеру дальше и станет в отделении старшей сестрой, а в 1939 году, после очередных долгих ухаживаний, видимо принятых в семье Стэнли, они с Джорджем без особой романтики поженятся. Ей было уже за сорок, когда в их большой, солидный двухквартирный дом с четырьмя спальнями, стоящий через дорогу от полей Аллертонского муниципального гольф-клуба, переехал маленький Джон Леннон.

Хотя к концу войны правительство реквизировало земли, принадлежавшие семье Джорджа, и его молочный бизнес приказал долго жить, семейство Смит, в общем-то, не бедствовало. Да, многие представляют себе Ливерпуль как шумный и грубый рабочий город, но и в нем самом, и в окрестностях было немало управленцев, специалистов и состоятельных дельцов. А как еще прикажете руководить семью милями доков и всеми подсобными предприятиями судоходной отрасли?

Вултон до конца Первой мировой был маленькой деревней за чертой города: просторные тенистые парки, викторианские особняки, улочки с коттеджами XVIII и XIX столетий… В двадцатые и тридцатые годы XX века город расширился, построили Менлав-авеню — дорогу с двусторонним движением и трамвайными путями посередине, — и деревня превратилась в пригород. Но в 1946 году, когда там поселился Джон, в Вултоне все еще витал отчетливый дух сельской глубинки.

«Я был миленький, чистенький мальчик из пригорода, — признается Джон в 1967 году. — У нас был свой дом, у нас был свой сад…» — в комплекте с двумя лужайками, которые он, когда подрос, косил летом каждую неделю. На жалобы Мими не обращала никакого внимания. А Джон никогда не полюбит физической работы и заниматься ею будет весьма нечасто.

У них был и телефон, в сороковые — настоящий символ статуса, а рядом с домом хватило бы места под автомобиль — впрочем, его они так и не купили. В те годы, да и в пятидесятые, в Ливерпуле личной машиной могли похвастаться весьма и весьма немногие.

Мими работала секретарем, но, когда Джон переехал в Мендипс, тут же ушла с работы: ей хотелось быть дома днем, чтобы встречать племянника из школы. Так что их новое положение повлекло за собой некоторые финансовые потери, которые удалось утрясти, когда Джордж, потерявший молочную ферму, в свои сорок два года после долгих трудов устроился сторожем на фабрику, построенную на той самой земле, где когда-то, до войны, паслись его коровы. Наверное, это можно было трактовать как «падение статуса» — но Мими не позволила бы даже намека.

Чтобы сводить концы с концами, семья сдавала переднюю спальню постояльцам, всякий раз — молодым ветеринарам из Ливерпульского университета. Здесь снова проявились амбиции Мими и то, как она воспринимала себя и свою семью. Не нужны ей случайные квартиранты! Только люди с образованием — ведь это благотворно для Джона!

Мими была снобом. Она одевалась с иголочки, блюла строжайший этикет, требовала от всех безукоризненного поведения за столом и считала, что она сама и ее сестры — высший класс по сравнению с серой массой, что заполонила новые муниципальные микрорайоны, выраставшие на пути вторжения города в Вултон как грибы после дождя. «Ох, Мими, одно хамье кругом, только ты солнышко», — будет дразнить ее Джон, когда подрастет.

Джулия была мягкой и ласковой, а вот Мими, считавшая, будто спасла Джона, и видевшая в нем собственного сына, проявляла свою любовь в нескончаемом понукании мальчишки к учебе. Образованию предстояло стать ключом к его успеху, и Мими решила: Джон получит все, что может дать ему эта новая Британия. И еще — непременно избавится от этого гадкого акцента местной черни, этого пакостного «скауза»[2], который, по ее глубочайшему убеждению, мог испортить ребенку всю жизнь!

«Я возлагала на него большие надежды, — будет вспоминать она. — И знала: если ты говоришь как хулиган, ничего дельного из тебя не выйдет». Возможно, для многих мальчишек в этом была некая правда — все же в Англии класс и происхождение значили немало. Но Джону его «скауз» ничем не повредил — и более того, когда Леннон прославится, он станет намеренно преувеличивать ливерпульский акцент и сиять от восторга, лишь бы только позлить Мими.

В общем, как только Джон появился в Мендипсе, жизнь завертелась вокруг него, и не важно, нравилось ему это или нет. Конечно, он ни минуты не чувствовал, будто был кому-то в тягость. Напротив, Мими приложила все усилия, чтобы их дом стал ему родным. Десятки лет спустя, став богатым и знаменитым, Джон умолял ее не продавать дом — ведь там хранились все его детские воспоминания.