Быть гувернанткой. Как воспитать принцессу

Моя маленькая великая княжна обогатилась сегодня новым познанием по естественной истории. Она меня вдруг спросила, без малейшего повода, несут ли свиньи яйца, как куры. Я ответила, что нет. «Откуда же выходят их маленькие?» — спросила она. Я ей тогда ответила: «Они приходят к ним без яиц так же, как к курам — в яйцах». Я не считаю нужным делать для детей тайну из того, что естественно, особенно если они, так сказать, сами попадают на суть вопроса.

* * *

Ничего особенно интересного. Маленькая великая княжна просила купить ей сетку, чтобы поймать солнечные лучи, проникающие в комнату сквозь окно. Она очень настойчиво добивалась исполнения этого желания. Ей сделали маленькую сетку из тюля. Боюсь, что охота ее будет неудачна.

* * *

Сегодня моя воспитанница вела себя отвратительно. Я ей показывала гравюры; она играла ножницами, я их у нее отняла, опасаясь, как бы она себя не поранила. Она надулась и не захотела больше смотреть картинки. Я, ни слова не говоря, оставила ее и взяла книжку. Тогда она подошла и ударила меня. Я приняла ужасно разгневанный вид. Она просила прощенья, но продолжала дуться и хныкать. Я выдержала характер и сидела за книгой, пока она сама не пришла ко мне с гравюрами, с улыбающимся личиком. Мне всегда трудно не рассмеяться и не уступить.

* * *

Я ничего не записывала в свой дневник все эти дни, потому что положительно ничего нет нового. Серое небо, оттепель, гнилой воздух. Я очень рада, что у меня есть дело, и рядом со мной живая весна; без этого я бы впала в меланхолию. Девочка весела, как зяблик, и румяна, как цветок яблони. Она развивается с каждым днем и необычайно мила. Наши разговоры всегда вращаются вокруг всяких зверей и растений. Естественная история — действительно естественная история детства, прекрасная сказка, которую им рассказывает Господь Бог. Сегодня мы беседовали о кукушке и о ее дурной привычке навязывать своих птенцов другим птичкам, которые бывают принуждены кормить и воспитывать этих больших нахлебников. Вдруг девочка спросила меня совершенно серьезно: «Когда я буду большой, кукушка меня тоже обманет?».

* * *

Я надолго прервала свой дневник. По возвращении в город я так плохо себя чувствовала, что с большим трудом исполняла свои обязанности и всегда приходила в свою комнату такой усталой и разбитой, что совершенно была не способна ни к чему. Мы возвратились в город 23 ноября в три часа дня. Государь и государыня спустились в новые покои великой княжны, где священник уже ждал царскую семью, чтобы отслужить молебен по случаю переезда. В этот час было почти темно, день был пасмурный и дождливый и бросал мрачную тень на все предметы. Мое первое впечатление при входе в новое помещение — было чувство грусти и сжимание сердца, не покидавшие меня в течение многих дней. Это первое впечатление было так сильно, что я приняла бы его за дурное предзнаменование, если бы я не знала, до какой степени обманчивы подобные впечатления…

* * *

Для императрицы с великой княжны пишут портрет, и сеансы очень ей надоедают; в этом случае единственное средство заставить ее сидеть смирно и сохранять оживленное и веселое лицо — это задавать ей арифметические задачи. Все ее вопросы вращаются вокруг чисел, цифр, мер, весов, и для нее нет более строгого наказания, как запрещение считать орехи. Вчера, ложась спать, она спрашивала меня по поводу своего брата Владимира, которому двенадцать лет, очень ли большая цифра двенадцать. Я ей ответила, что нет. «Но вспомните, — сказала она, — как Иисус говорил Петру вложить свой меч в ножны и что, если он попросит у бога, бог пришлет ему двенадцать легионов ангелов. Вы мне тогда сказали, что это много». Я была очень поражена той сообразительностью, которую обнаруживает это замечание со стороны такого маленького ребенка. Сегодня, когда пришел художник для сеанса, меня в комнате не было. Она заупрямилась и не хотела позировать, пока я не вернулась. Я сделала ей замечание, но так как я не хотела, чтобы она плакала, то сказала, что я еще поговорю с ней об этом после. Когда художник ушел, она сказала: «Теперь вы хотите меня бранить». Я очень мягко стала выговаривать ей, говоря, что маленькая девочка не должна быть капризной и что она должна слушать m-lle Тизенгаузен, когда меня нет. На это она мне очень забавно ответила: «Это не называется бранить, это называется баловать».

* * *