Быть императрицей. Повседневная жизнь на троне

Каково же было мое состояние и состояние императрицы, – ее как матери, мое – как жены моего бедного нового государя! Ведь мы видели вдалеке все эти передвижения, знали, что там стрельба, что драгоценнейшая жизнь – в опасности. Мы были как бы в агонии. У меня не хватало сил владеть собою: Бог дал мне их, так [как] я воззвала к нему в моей нужде. Мне все приходили на ум слова: «Услышь меня, Господи, в моей величайшей нужде!»

Император Николай I на Сенатской площади 14 декабря 1825 г. Гравюра 1908 г.

«Великий Боже, что за события! Эта сволочь была недовольна, что имеет государем ангела, и составила заговор против него! Чего же им нужно? Это чудовищно, ужасно, покрывает всех, хотя бы и совершенно невинных, даже не помышлявших того, что произошло!»

(Из переписки Николая I и Константина Павловича, о восстании декабристов)

Каждую минуту мы посылали новых гонцов, но все они оставались там и не возвращались; генерал Демидов, который похож на Наполеона… был тоже туда послан. Трубецкой, Евгений, Фредерике приносили то одни, то другие вести; они говорили, что мы можем успокоиться; между тем мы видели, как мимо пронеслась Конная гвардия, затем в полном беспорядке подошел батальон лейб-гренадер. Они хотели проникнуть во дворец, но, увидев сильный караул, двинулись дальше.

Начало смеркаться. Все, кто были очевидцами этих событий, находили, что государь был слишком терпелив, что ему следовало прибегнуть к пушкам. Я же так хорошо понимала, что должно было происходить в сердце моего Николая. Все дивились его спокойствию, его хладнокровию, его кротости, но хотели, чтобы он скорее приступил к решительным действиям. Евгений вернулся очень взволнованный; он отвел меня и императрицу-мать в другую комнату и сказал, что он не считает себя вправе скрывать, что, по его мнению, все обстоит плохо, что большая часть войск отказывается повиноваться, что полки отпадают один за другим. Я должна заметить, что мне тогда же показалось, что он смотрит слишком мрачно, однако нельзя было скрывать от себя опасности этого момента. О Господи, уж одного того, что я должна была рисковать драгоценнейшей жизнью, было достаточно, чтобы сойти с ума! Все время у меня не шла из головы мысль о заговоре. Но я об этом никому ничего не сказала.

Государь велел призвать митрополита; тот приблизился к мятежникам с крестом и сказал им, что он может засвидетельствовать перед Богом, что воля покойного государя и желание самого великого князя Константна состояли в том, чтобы царствовал Николай. Напрасно! – Ответ был:

– Ты из партии Николая, мы тебе не верим; другое дело, если бы это нам сказал Михаил, друг Константина.

Над головой митрополита засверкали сабли, и он должен был вернуться. Подлая чернь была тоже на стороне мятежников; она была пьяна, бросала камнями, кричала…

Мы узнали, что к ним примкнули не только лейб-гренадеры, но присоединился и батальон Гвардейского экипажа. Это причинило мне большую боль. Люди, делившие с нами опасность путешествия, люди, по отношению к которым Николай был всегда так приветлив, они-то и оказались изменниками! Впрочем, потом мы узнали, что они лишь ненадолго дали себя одурачить; но тогда я ведь не могла еще этого знать.

Наконец нам сказали, что показалась артиллерия. При первом залпе я упала в маленьком кабинете на колени (Саша был со мною). Ах, как я молилась тогда, – так я еще никогда не молилась! Я видела пушечный огонь: было лишь 4 или 5 выстрелов, в течение еще нескольких минут мы не имели известий. Наконец наш посланный влетел к нам, задыхаясь, и объявил, что враги рассеялись и обратились в бегство. При первом выстреле они как бы замерли, когда же после 2-го и 3-го залпов рассеялись облака дыма, оказалось, что многие из них стали на колени. Все бросились в бегство, как трусы, некоторые же были убиты. Ах, русская кровь была пролита русскими же! Государь будто бы приближается ко дворцу. Мы видели из окна кучку людей, среди которых, вероятно, находился и он на лошади. Вскоре он въехал во дворцовый двор и взошел по маленькой лестнице – мы бросились ему навстречу. О, Господи, когда я услышала, как он внизу отдавал распоряжения, при звуке его голоса сердце мое забилось! Почувствовав себя в его объятиях, я заплакала, впервые за этот день. Я увидела в нем как бы совсеи оного человека. Он вкратце рассказал обо всем происшедшем; он первый сказал нам, что Милорадович смертельно ранен, может быть, даже уже умер. Это было ужасно! Увидев, что Саша плачет, он сказал ему, что ему должно быть стыдно… и вышел с ним на двор. Там находился Саперный батальон. Государь показал им Сашу и сказал:

– Я не нуждаюсь в защите, но его я вверяю вашей охране!