Эти романы интересно было конструировать, потому что они идейно очень конкретны: один — о культурном сепаратизме, другой — про информационное общество потребления. А герои этих историй стараются держаться общепринятых стратегий поведения. И романы, действительно, не «моральные», а «культурологические». Можно расценивать их как социальные, но социальное (как и моральное) в них подчинено неким доминирующим ныне культурным практикам.
Потеря личности, безусловно, большая проблема нашей эпохи. Во-первых, социально успешное общество избавляет людей от дискомфорта, а личность формируется как раз ситуациями конфликтного поступка, в позиции «фронтира». Во-вторых, информационная избыточность загружает сознание опытом, который человеком не заработан, а такой опыт формирует ложную личность (систему принципов, которую человек, однако, не будет отстаивать). Словом, современное общество благодаря новым коммуникациям избавляется от эмпирического формирования личности. В результате получаются славные мальчики и девочки, которые всем хороши при полном достатке, но в лишениях могут скушать друг друга в прямом смысле слова и при этом останутся вполне культурными людьми, только немножко каннибалами.
Я не пугаю и не преувеличиваю. Об этом говорят везде, где «хлеб насущный» уже не добывается в «поте лица». Или можно посмотреть YouTube с роликами про взаимоотношения подростков. А почему я взял именно эти темы — не знаю. Окуджава говорил, что каждый пишет, как он дышит. Но лично я пишу романы, когда не могу дышать.
Новые коммуникации избавляют от эмпирического формирования принципов и загружают опытом, который не заработан, — формируют ложную личность. Она не будет себя отстаивать, потому что ничего не стоит
Интуитивно я чувствую, что эта мысль правильная, но вот доказать её…
Могу привести несколько соображений. Например, нехорошо обо всём получать уже готовую справку, кое-что надо узнавать самому. Правильнее прочитать книгу, а не знакомиться с её содержанием по аннотациям на каком-нибудь литературном портале. Надо мыслить самостоятельно, а не искать чужие оценки в интернете. Подлинное знание должно быть оплачено трудом: знание усваивается по-настоящему, если оно часть жизненного опыта, а не просто объём информации. В общем, неоплаченное знание дискредитирует знание как таковое.
Или же воспою незнание: в мире информационной доступности незнание становится полезной и труднодостижимой вещью. Уметь не знать — это как уметь не курить, не бухать, не ширяться. Излишнее знание может лишить мир тайны, а жить в мире без тайны не интересно — ну, как не интересно читать детектив, когда тебе сразу скажут, кто убийца. Такое знание равно спойлеру: оно ничего не прибавляет. Если вы знаете, что вам подарит Дед Мороз, это уже не совсем подарок. Короче говоря, в некоем философском смысле ситуация незнания для человека так же важна, как и ситуация знания.
Ситуация знания — это личный опыт (эмпиризм) и наука (рационализм), а ситуация незнания — это вера (идеализм и мистицизм). Если всё заменять сплошным знанием, то отучимся верить. Не только в бога, но и в себя.
Привычка всегда и обо всём наводить справки убивает потребность в невербальном, а невербальное — самая значимая составляющая ощущения жизни. Не знаю, понятно ли говорю.
Ну, и другая цитата из самого себя в довесок той, которую вы привели: «До айфона Глеб не знал, что доступность информации делает жизнь очень чувственной. Как-то волнует, что ты можешь сразу узнать всё о любом явлении и любом месте. Ну, будто бы ты можешь заглянуть под юбку любой женщине, и за это тебя будут уважать как серьёзного исследователя. С айфоном ты кажешься себе очень укоренённым в жизни, допущенным к тайне, следовательно, к принятию решений — хотя это неправда. Однако удовлетворение любопытства обычным способом не тешит самолюбия так, как удовлетворение через айфон». Может, нынешнее «хочу всё знать» — просто способ продемонстрировать свой гаджет или превосходство над собеседником.