Быть Хокингом

Я отчаянно нуждалась в помощи и часто пыталась придумать, откуда она могла бы прийти; нечего и говорить, что мои поиски оказывались бесплодны. Наши друзья были готовы помогать в особенно трудное время, но у всех имелись свои семьи, собственная жизнь. Ни у кого из наших знакомых не оставалось ни сил, ни времени, чтобы так глубоко погрузиться в нашу жизнь и освободить Роберта от преждевременной ноши обязанностей, возложенных на его юные плечи. В своем отчаянии я обратилась к родителям Стивена, поскольку лишь они могли бы что-то сделать. Мои собственные родители отдавали нам массу своего времени и сил на протяжении всего нашего брака и были замечательными бабушкой и дедушкой, но они ничего не могли поделать в данной экстремальной ситуации, где к тому же требовалось медицинское мнение, да и я не хотела обременять их подобными просьбами. Отец Стивена обещал оказывать нам всевозможную помощь в период эйфории перед нашей свадьбой в 1965 году. Действительно, Фрэнк Хокинг покрасил ванную при первом переезде на Литл-Сент-Мэри; они с Изабель оплатили мое пребывание в роддоме при рождении Роберта, а также визиты домработницы раз в неделю во время его младенчества. Они дали нам крупную сумму денег, которой не хватало для покупки дома, и щедро передали в наше пользование несколько старинных предметов мебели для украшения нашей гостиной. Изабель приезжала заботиться о Стивене, когда родились дети, и готова была сопровождать его в перелетах по всему миру, когда аэрофобия и маленькие дети не давали мне оторваться от земли. Когда мы приезжали с ежегодным визитом в Уэльский коттедж, она и Фрэнк неизменно помогали заботиться о Стивене; при этом она часто усмиряла нетерпение мужа, потому что ему требовалось значительное терпение и самодисциплина для того, чтобы приспособиться к медленным ритуалам ухода за ним. Хотя их собственный дом был вопиющим образом не приспособлен для человека в инвалидном кресле, они с забавной педантичностью выискивали удобные места для наших экскурсий, считая каждую ступеньку и отмечая любое препятствие, могущее затруднить наше передвижение.

Я отчаянно нуждалась в помощи и часто пыталась придумать, откуда она могла бы прийти; нечего и говорить, что мои поиски оказывались бесплодны. Наши друзья были готовы помогать в особенно трудное время, но у всех имелись свои семьи, собственная жизнь.

Тем не менее их приезды в Кембридж были гораздо более формальными, чем посещения моих родителей. Мама и папа проявляли страстную любовь к внукам, знали обо всех нюансах их и нашей жизни, в то время как родители Стивена вели себя скорее как гости, чем как близкие родственники. В последнее время я начала ощущать, что в их отношении к нам появилась отстраненность, как будто та видимость нормальности, которую мы поддерживали для чужих людей, была так убедительна, что от них уже не требовалось никакого участия. По возвращении из Уолберсвика я написала им письмо – крик о помощи, умоляя их использовать свой интеллект и медицинские знания для анализа ситуации и подсказать нам, как справиться с надвигающимися трудностями. Моя клятва Стивену не утратила силу, но, даже обладай я самой сильной волей на свете, мне все равно становилось бы все сложнее исполнять ее, в особенности в условиях неослабевающего напряжения каждый божий день и значительную часть ночи. Тем временем окружающая среда требовала от нас все большего: со времени последней болезни Стивена в Кембридже еще чаще проходили крупные конференции, банкеты, коктейли и приемы. Я была на грани срыва, тем не менее Стивен отвергал любые предложения, связанные с тем, чтобы облегчить напряжение детям – особенно Роберту – и мне. Его постоянное отрицание нашей потребности в помощи было отчуждающей силой, истощающей ту эмпатию, с которой я переживала все обезоруживающие этапы его заболевания. В ответ на мое письмо Фрэнк Хокинг пообещал посоветоваться с доктором Стивена о медицинских аспектах нашего случая; что касается других аспектов, то он писал, что благоприятная возможность обсудить их более подробно представится во время нашего визита в Лландого во время летних каникул.