В следующие выходные мы как раз ждали к обеду приезда моего отца, когда неожиданно раздался звонок в дверь. Мы с мамой пришли в недоумение, увидев на дороге незнакомый автомобиль, а на пороге – женщину средних лет. Ее муж вел моего отца по направлению к дому. На расстоянии шести или семи миль от Кембриджа они ехали за его машиной и видели, как он потерял управление на скользком участке дороги и врезался в ограждение встречной полосы. Они пришли к нему на помощь. Несмотря на то что машина не подлежала восстановлению, папа чудесным образом оказался невредимым, хотя и находился в шоке. Тем не менее мы все равно решили вызвать врача, чтобы убедиться в том, что все в порядке. Джон Оуэнс, благодаря которому двенадцать лет назад на свет появился Роберт и который, как оказалось, лечил жену Джонатана Джэнет, приехал незамедлительно и объявил, что мой отец пребывает в прекрасной форме, учитывая опасное для жизни испытание, которое он перенес. Всего через пару дней нам пришлось снова вызывать врача. Люси, как и все мы, недавно переболевшая простудой, напугала и нас, и себя: в ее носу лопнул капилляр, и началось кровотечение. Не успевала кровь остановиться, как начинала идти вновь. На этот раз на дежурстве был незнакомый нам врач. К нашему удивлению, несмотря на средний возраст, он отрекомендовал себя как стажера. В жизни доктора Честера Уайта медицина стала второй карьерой, и он лишь сравнительно недавно получил диплом. Осмотрев Люси, он заверил нас, что оснований для беспокойства нет.
Собравшись уходить, он обратил свое внимание на меня. «А что насчет вас? Вы хорошо себя чувствуете? – к моему удивлению, спросил он. – Выглядите вы неважно». Он ненадолго присел, чтобы выслушать мой рассказ о Стивене и нашем кризисе. Мне не пришлось долго объяснять, так как он знал Стивена благодаря его репутации и мельком встречал на улице. Однако ему не было известно, что мы на протяжении многих лет боролись за жизнь без всякой поддержки со стороны Национальной службы здравоохранения, и он оказался потрясен, услышав, что участковая медсестра приходила к нам на дом только два раза в неделю по утрам: она поднимала Стивена с кровати, мыла его и делала инъекцию гидроксокобаламина. Стивен был вынужден прибегнуть к помощи медсестры для купания в тот период времени, когда я щеголяла огромным животом, никак не умещавшимся в ограниченном пространстве ванной комнаты.
Рассказывая старую историю о нашей изнуряющей борьбе за каждый следующий день, передвигаясь по полосе препятствий, в которую превратилась наша жизнь, я не питала никаких иллюзий: скорее всего, доктор Уайт, хотя и слушал меня с огромным сочувствием, был бессилен изменить ситуацию к лучшему. А кто бы смог, даже имея средства, обещанные Мартином Рисом? Я предполагала, что он скажет примерно то же самое, что говорили до этого другие: «Что ж, мне очень жаль, но я не знаю, чем вам помочь». Я не была склонна принимать его внимание всерьез, но он с неожиданной проницательностью и вдумчивостью предложил два способа действий. Во-первых, он сказал, что назначит мне лекарства; во-вторых, он свяжется с медбратом, который оказывает частные медицинские услуги, и, возможно, сумеет организовать регулярный уход за Стивеном.
Эти обещания были слишком заманчивы, чтобы просто отмахнуться от них; такая перспектива требовала рассмотрения, пусть и с изрядной долей скептицизма. Появился шанс, что трудности поиска подходящей медсестры будут преодолены благодаря этому случайному знакомству; что касается последнего и, несомненно, самого высокого барьера – сопротивления Стивена, то оно тоже могло быть преодолено, так как инициатива исходила от третьей экспертной стороны. Тогда тяжесть неприятного решения легла бы не только на мои плечи. В течение нескольких дней Мартин Рис нашел предварительный источник финансирования медицинских услуг по уходу за Стивеном по его возвращении домой, но, как я и опасалась, Честеру потребовалось гораздо больше времени, чтобы связаться с медбратом. Казалось, что эта перспектива была всего лишь обманчивым блуждающим огоньком, лучом надежды, который гаснет, не успев озарить тьму. Возможно, то было к лучшему: мне не хотелось участвовать в заговоре против изъявленной воли Стивена, какой бы невыносимой ни была ситуация.