Быть Хокингом

Благодаря Ив, которая в те дни носила гипс на сломанной руке, Люси и Джонатану, я смогла немного отдохнуть. Джонатан ходил за покупками, отвозил и забирал Тима из школы и сопровождал в бойскаутский лагерь, успевая одновременно заниматься организацией и репетициями новой серии концертов, в то время как Люси вынырнула из круговорота своей общественной деятельности для того, чтобы приносить мне чай, готовить еду и отгонять нежелательных посетителей. К счастью, Джонатан уже не зависел от меня в плане организации концертов его оркестра музыки барокко, так как предприятие обрело устойчивую финансовую основу, что позволило принять на работу администратора, скрупулезно прорабатывающего все детали предстоящего концерта. Так как его Камерный оркестр уже был постоянно востребован и регулярно давал концерты даже в самых отдаленных уголках Англии, Джонатану часто приходилось уезжать из Кембриджа. Он много работал, репетировал, выступал и частенько засветло возвращался на машине из отдаленных районов, где проходили концерты. Его ненормированный график, абсолютно естественный для концертирующего музыканта, не умещался в голове у медсестер. Не являясь ценителями или свидетелями его таланта, одна из них, с наименее развитым воображением, предположила, что он дармоед, приживала в доме, пользующийся благородством Стивена и беззастенчиво сидящий на его шее. Его присутствие, как и всегда, порождало множество слухов.

Тем временем Люси разрывалась между общественной жизнью, репетициями для Эдинбургского театрального фестиваля и летними экзаменами. Поскольку мои язвы заживали очень медленно, она постаралась вместить в свой и без того напряженный график еще одно непредвиденное мероприятие. Я должна была сопровождать Стивена на конференцию в Ленинграде в третью неделю июня. Для всех, кроме Стивена и его злоязыких приспешниц, было очевидно, что ко времени путешествия я не поправлюсь. Приложив сверхчеловеческие усилия для преодоления трудностей, он отказывался понимать, почему другие, и прежде всего его жена, не способны проявить подобную силу воли, тем более что все остальные болезни меркли в сравнении с мотонейронной. Было очевидно, что я больше не выдержу давления его ожиданий. Каждую фразу мне теперь приходилось начинать с извинений за то, что я – это я, разрушающих мое самоуважение и подпитывающих комплекс неполноценности. Чем больше росло во мне чувство ущербности, тем интенсивнее проявлялся лишай. Невралгия и головокружение усиливались в геометрической прогрессии, а все мое измученное тело горело и сотрясалось при попытках донести свои чувства или мысли в отношении любого семейного вопроса, даже тривиального.

Тем не менее было одно мероприятие, ради которого я бы встала и со смертного одра: презентация «Краткой истории времени», запланированная на 16 июня, должна была состояться в помещении Королевского общества на фуршете для узкого круга друзей и родственников. Когда я заболела, до презентации оставалась одна неделя. «Краткая история времени» была выражением триумфа Стивена над силами природы, болезни, паралича и самой смерти. Это был триумф, в котором участвовали мы оба, напоминающий страстную борьбу и пьянящие победы первых лет нашего брака. Кардинальное отличие заключалось в том, что на этот раз наша общая победа стала достоянием широкой общественности. Однако на празднике мне была уготована весьма жалкая роль. Мне не хватало сил даже поддержать разговор, не говоря уж о противостоянии натиску со стороны журналистов.

Каждую фразу мне теперь приходилось начинать с извинений за то, что я – это я, разрушающих мое самоуважение и подпитывающих комплекс неполноценности.