А потом вдруг вспомнила всё, с чего они начинали. Вспомнила о его жене. Ведь если бы не её нелепая смерть — надо же, уронить фен в ванную, какая нелепость! — Алек был бы сейчас с ней, а Изабелла — наверняка в гробу, сбитая машиной. Ей хотелось быть в чём-нибудь уверенной, хотя она знала больше других, что в этой жизни нельзя быть уверенной ни в чём. Ей хотелось, чтобы Алек никогда не любил свою жену, но её, Изабеллу Бланко, обязательна полюбил бы. Хотелось, чтобы Алек боролся за неё, но в то же время не хотела, чтобы они с Осборном когда-нибудь где-нибудь пересекались, и ей было страшно спрашивать, чем закончилась история с её похищением. Ведь Алек её похитил! Похитил из дома федерального прокурора Чикаго! А к концу вечера она и вправду замёрзла — в платье с открытыми плечами холод подвала ощущался особенно сильно. Хмель отошёл и больше не согревал её, только объятия Алека давали ей живительное тепло, но одних объятий ей было мало…
— Ты умеешь водить?
Алек спросил её, когда они подходили к его блистающему хромированными колёсами «Линкольну».
— Никогда не садилась за руль.
У неё не было водительских прав, не было и у её матери — в их семье почему-то считали вождение автомобиля не женским делом. Да она и сама бы не рискнула: лавировать в плотном городском трафике, умудряясь ни в кого не врезаться, изучать все эти штрафы, парковки, миллион кнопок на приборной панели — всё это казалось ей недостижимой наукой, а с точными науками ей всегда было непросто…
Алек распахнул водительскую дверцу, сделал приглашающий жест. У него были хитрые глаза, он едва сдерживал улыбку.
— Ты шутишь?! Я разобью её. И я пьяна.
— Шучу. Но не совсем.
Алек сел в машину, завёл мотор и отодвинул до упора сиденье назад. Хлопнул себе по бёдрам, приглашая сесть. Изабелла, взбудораженная, испуганная и немного злая, не сделала ни шагу. Действительно пьяна или, наконец, освоилась и осмелела — Алек впервые наблюдал её такой. И она нравилась ему такой. Не податливый пластилин, не испуганная лань, а женщина, вдруг почувствовавшая под ногами почву. И Алек был счастлив, что именно он дал ей эту почву.
— Ты тоже пьян. Первый же патруль поймает нас.
— Иза, я даже не знаю сколько мне нужно, чтобы напиться. А насчёт патруля… Мне позволено немного больше, чем простым смертным… Давай.
Алек никогда не кичился положением, но здесь перед Изабеллой, не смог удержаться. Рядом с ней он чувствовал себя юным и безбашным. Этот азарт заразил и её. Она села к нему на колени, обняла, положила голову на грудь. Электропривод закрыл за ними дверь, и Алек втопил педаль в пол.
Глава 25. Как развлекаются влюблённые
Изабелла кричала на резких поворотах, когда встречные и параллельно едущие машины сигналили им вслед за опасное вождение. Хохотала и прижималась к нему ближе, когда стрелка спидометра на прямом участке дороги приближалась к красной отметке. Она кричала и смеялась, когда Алек на пустынной части трассы предложил ей взять в руки руль. А после, когда адреналин прогорел, она лежала у него на груди, слушая, как сыто рокочет мотор его красивой машины, и обнимала его, целовала в шею над воротом белой рубашки, стараясь не оставлять следов помады, но всё равно оставляла. Ей больше не было холодно — жар его крепкого, сильного тела окутал её, размягчил и распалил, и для грусти не осталось места.
Ни один патруль не рискнул остановить машину с этими номерами.
— Ты всё ещё хочешь домой? — цепко следя за дорогой, Алек поцеловал её в макушку, зарылся свободной ладонью в волосы.
— Я хочу тебя, — Изабелла взглянула на него снизу вверх, преданно, с восхищением, оставила лёгкий поцелуй кончике подбородка.
Один поцелуй, три слова, и в груди его снова полыхнуло.
— Значит, домой, — выдохнул он. — А потом тебя ждёт сюрприз.
— Какой?
— Всё по порядку, Иза. — Алек дотронулся до её бедра, провёл ладонью по всей длине огромного выреза. Изабелла хотела больше, дальше, но крепкая ткань корсажа и плотных трусиков-кюлотов в стиле ретро не давали на это шанса. Изабелле хотелось раздеться. Хотелось на самом деле, без принуждения, без подмены страха сказать «нет» на собственное вымученное «да». У неё не осталось ни стеснения, ни страха перед неизвестным, как то бывало с Хамфри, когда Изабелла могла лишь гадать, каким способом он будет её сегодня иметь. Алек в постели был консервативен и по-хорошему предсказуем — и это радовало её, и давало ей простор для фантазии, и право решать самой, что делать со своим телом.