Впереди были несколько дней вдвоём и только вдвоём. От предвкушения у неё чесались ладони и щекотало в груди. Потянувшись к нему через подлокотник, Изабелла поцеловала его.
В рубашке поло с коротким рукавом и в светлых брюках он выглядел непривычно — Изабелла видела Алека только в костюмах — но ему невероятно шло. Ей казалось, что ему пошло бы всё — от кожанок до твидовых пальто, настолько непринужденно и уверенно он нёс себя по жизни. Он был полон огня и азарта, и Изабелла тянулась к нему как цветок к солнцу. Она вспоминала, что Хамфри на отдыхе только ел и спал, иногда ходил в казино, но никогда не поддавался азарту — отбив проигранное, он тут же сворачивал игру и уходил, утаскивая Изабеллу с собой за руку. Алек же водил яхту и любил быструю езду. Он нырял в море прямо с мостика, а после со смехом выливал в джакузи, где она нежилась под солнцем, шампанское, бутылку за бутылкой.
Морская волны разбивались в пену, когда Алек разгонял лёгкую яхту до предельной скорости, брызги летели ей в лицо и она кричала, и смеялась одновременно. А потом они пришвартовывались у рыбных ресторанчиков и обедали, ужинали, сидя за маленькими круглыми столиками в плетеных ротанговых креслах. Его руки, смуглые, моментально принимающие загар контрастировали с белой свободной рубашкой, волосы кудрявились, а щетина отрастала в модную бороду, обрамлявшую его обветренные, солёные губы, и спускалась на шею. Изабелла смотрела на него во все глаза, словно на божество, упавшее с небес, и Алессандро невероятно льстил этот её взгляд. Он купался в её восхищении и одаривал её восхищением в ответ на те невероятные эмоции, которые она заставляла его испытывать. Рядом с ней он чувствовал, что способен свернуть горы и развернуть реки вспять.
Глава 29. Сюрприз для Алессандро
Алек открывал в себе новые, неизведанные грани чувственности. Когда он увидел Изабеллу в портупее на голое тело — в тот самом «сюрпризе» — то сперва опешил. На ней не было ничего, кроме опоясывающих грудь, талию и бедра лакированных ремней, шею обхватывал тонкий ошейник с карабином, а в руке она держала не то поводок, не то плётку, Алек так и не разобрался. Потому что не знал, куда смотреть.
Смотреть хотелось везде: на пышную грудь с крупными тёмными окружностями сосков, обрамлённую треугольниками из чёрных кожаных полосок, на стройные бёдра, перехваченные тремя рядами тонких ремней, на манящую линию бикини, где из этих же ремней было собрано некое подобие трусиков. Ни одного лоскутка ткани, только голая кожа. Живая человеческая и звериная нарезанная на тонкие ломти. В этом было что-то первобытное, и Алек почувствовал, как изнутри поднимается нечто такое же, тёмное, тягучее, бесконтрольное. Мгновение — и его словно электрическим током пронзила мысль, что проклятый Осборн любил именно так. На поводке. Поставив её на четвереньки, как собаку…
— Нравится? — словно учуяв его замешательство, спросила Изабелла. Она мгновенно распознала изменения в его взгляде, она научилась это делать, живя с непредсказуемым Осборном, и едва не испугалась, что переборщила.
— А тебе? — Алек закинул ногу на ногу и чуть подался вперёд, складывая подбородок на скрещенные ладони чтобы она, посмотрев вниз, не увидела что да, чёрт возьми, ему нравится. Но он не хотел, чтобы его Изабелла делала что-то по принуждению. Это теперь был его пунктик.
Она поняла, что он имел в виду.
— С тобой всё, что угодно.
Потому что Алессандро Корелли — не Осборн, не гнилая свиная туша с одной лишь похотью во взгляде. Потому что Алессандро Корелли — мечта, вдруг ставшая реальностью.
Она подошла к нему так близко, что её бедра коснулись его коленей. Его коснулись плоского, но мягкого живота, Алек дотронулся до кожаной полоски обнимающей её талию. Чёрт, так соблазнительно.
Изабелла протянула ему плётку.
— Нет, — твёрдо ответил Алек, отводя её руку в сторону. Он не станет делать ей больно даже в игре.
— Тогда так.
Она накинула плеть ему на шею, обвила, потянула на себя. Алек поймал её губы, жадно, настойчиво впился в них. Изабелла оттолкнула его, погрозила пальцем.
— На колени.
Она умела быть госпожой, и рабыней тоже, она умела всё, её всему обучили, и это теперь не вызывало у неё чувство стыда и собственной грязности, а окрыляло, будоражило, вселяло гордость. Она ловила безудержный кайф от того, что теперь верховодит она. Что ей есть, чем его удивить. И Алек был удивлён. Его никогда не ставили на колени, его никогда не заставляла подчиняться женщина. Строгое воспитание, строгая семейная иерархия, консервативность и приверженность традициям во всех сферах жизни — всё это отчаянно сопротивлялось где-то внутри, ворочалось тяжёлыми камнями, но какая-то его часть, скрытая на самом дне души, хотела этого. Хотела узнать, каково это, отпустить вожжи, и посмотреть, что будет.